Брынский лес

Вслед за этим поднялся общий крик, посыпались ругательства. «Стойте грудью, братцы! — кричали мужики. — Бейте холуев!» — «Сюда, молодцы, сюда! — заревели дворовые, — катайте сермяжников!» Противники кинулись друг на друга, обе стороны смешались, и началась ужасная свалка. «Эге! — шепнул боярин, вставая, — да они уж расходились непутем!.. Эй, вы! — зыкнул он своим молодецким голосом, — ребята, шабаш!» Лишь только прогремел этот приказ, все затихло. «Кто смеет бить лежачего?» — продолжал боярин, подойдя к присмиревшим бойцам. Сотни голосов отвечали на этот вопрос: одни обвиняли, другие оправдывались. «Молчать, — закричал Куродавлев. — Никто ни гуту!.. Говори ты, Миропгка Козырь!.. — промолвил он, обращаясь к широкоплечему мужику с растрепанной рыжей бородой и огромной шишкой на лбу. «Помилуй, государь Юрий Максимович! — сказал мужик, — Изволь сам рассудить: при мне Пахомку Лысого твои дворовые сбили с ног, да и ну его, лежачего, валять не на живот, а на смерть!»

— Врет он, батюшка! — прервал один из дворовых, — вовсе не лежачего. Он было хотел прикинуться — упал! Да мы его подняли: двое держали под руки, а третий бил. А били его за то, что он ударил Митьку Сурка, а ведь Митька-то Сурок был в шапке.

— Давай сюда Митьку Сурка и Пахомку Лысого! — сказал Куродавлев. Двое бойцов, один с подбитым глазом, другой с разбитыми скулами, вышли вперед. Дворовые и мужики обступили плотной толпой своего боярина— и суд начался.

Левшин воспользовался этой минутою: он подошел к своему слуге.

— Дмитрий Афанасьевич, — шепнул Ферапонт. — Пожалуй-ка, батюшка, сюда.

— Да что ты? — спросил Левшип.

— А вот как отойдем поодаль, так я тебе скажу… Пожалуй сюда, батюшка!.. Вот за амбары-то, там никого нет.

— Ну, что такое?.. Говори скорей! — сказал Левшин, когда они зашли за угол огромных барских житниц.

— А вот что, Дмитрий Афанасьевич: я хотел в воскресенье ехать в Федосеевский скит, чтобы повидаться с Дарьей…

— Ну, да!.. Так что?

— А то, что ехать мне будет незачем.

7 Зан. № 336

193

— Как незачем?

— Да, батюшка!.. Ведь Дарья-то здесь.

— Здесь?..

— Пешком пришла; говорит, что ей надо с тобой повидаться?

— Где она?

— Да там, за боярским огородом, в коноплях.

— Так пойдем же скорей!

— А вот пожалуй со мной.

Ферапонт повел своего боярина вдоль плетня, из-за которого поднимался целый лес яблонь и вишневых деревьев.

— Ну, что, видишь, батюшка? — сказал Ферапонт. — Вон в красной душегрейке — это Дарья. Эка девка-бой, подумаешь!.. Еще хорошо, что я успел ее перехватить, а то вот так прямехонько к тебе и ломит!.. Мы с ней только словечка два-три перемолвили… Вишь, хозяин-то, Андрей Поморянин, согнал ее со двора… Уж как она его позорит — Господи!.. И с дочкой-то своей он что-то недоброе хочет сделать… Да вот она сама тебе все перескажет…

Дарья, увидев Левшина и Ферапонта, вышла к ним навстречу.

— Здравствуй, Дарья! — сказал Левшин. — Ну, что ты?

— Что, батюшка? — промолвила Дарья, всхлипывая, — ведь злодей-то меня выгнал!.. Выгнал, кормилец!.. «Ступай, дескать, куда хочешь!» А куда я пойду?.. Человек я одинокий: ни роду, ни племени. Есть одна тетка, да и та в Казани… Злющий этакий! Чтоб ему самому издохнуть где-нибудь под елкой, жиду проклятому!..

— Да уж не бойся, Дарья, — прервал Левшин, — я тебя не покину. Ну, что Софья Андреевна?