Брызги шампанского. Дурные приметы. Победителей не судят

Касьянин, внимательно наблюдавший за Анфи–логовым, поразился происшедшей с ним перемене. В кресле сидел не улыбчивый следователь, всегда готовый показать удивительные свои зубы, нет, сидел совсем другой человек — с жестким лицом, с совершенно пустыми, без всякого выражения глазами. Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем Анфилогов спохватился, вернулся откуда–то издалека и, часто поморгав глазами, смущенно улыбнулся, дескать, простите за столь долгое отсутствие. И понял Касьянин, что не знает он этого человека, совершенно не знает, а то, что видит перед собой, — самый верхний слой, маскирующий, обманчивый.

В этот момент из прихожей раздался звонок. Все, кто был в комнате, невольно замерли, да что там замерли — попросту окаменели. Никто не решился встать и открыть дверь. Взглянув на побледневшие лица Касьяниных, Анфилогов улыбнулся.

— Пойду посмотрю, кто к вам пожаловал.

— Осторожнее, — сказала Марина.

— Авось.

Анфилогов сразу разобрался в замках, быстро повернул запоры и решительно распахнул дверь. На пороге стояли трое — Евладов в расслабленной позе, а за его спиной два настороженных, будто приготовившихся к прыжку телохранителя.

— О! — удивился Евладов, склонив голову к плечу. — Где только тебя не встретишь, начальник… В какую дырку не залезешь, а ты уж там! Как тебе это удается?

— Спать надо меньше.

— Да, ночка была напряженная, бывает, и заспишься, — осклабился Евладов, колыхнувшись большим полноватым телом.

— Твоя работа? — спросил Анфилогов, показывая на заколоченную дыру в двери.

— Нет, начальник… Я работаю чище, надежнее и, главное, результативнее.

— Врешь, Евладов, — жестко сказал Анфилогов. — Ты работаешь грубо, бездарно и…

— Говори, начальник, не стесняйся!

— И трусливо, — закончил Анфилогов. — Иначе не попадался бы мне так часто на глаза. И вообще бы не попадался. А так попадаешься.

— И где же я? — щекастое лицо Евладова побелело от оскорбленности. — В зоне? За колючей проволокой? В каземате твоем вонючем?

— Но ты ведь везде уже отметился! — улыбнулся Анфилогов. — Отметился. И в каземате моем вонючем, и за колючей проволокой, в зоне… Мне приятно, что я к этому приложил руку.

— Все это дурь, Ванька! Все это дурь! Выбрось из своей поганой башки и забудь. Забудь — мой тебе совет! — Евладов лениво поднял руку и протянул ее за спину. Один из тощеватых телохранителей с землистым лицом сунул ему в ладонь какую–то бумагу, свернутую в трубочку. Взяв этот небольшой рулончик, Евладов протянул его Анфилогову:

— Ознакомься, Ванька, вчитайся и вдумайся.

Евладов махнул тяжелой, пухловатой рукой и в сопровождении своих телохранителей направился к лифтовой площадке. Перед тем как свернуть за угол, он обернулся.

— Главное, Ванька, вдумайся!

Анфилогов развернул бумагу, и брови его невольно полезли вверх. Это был предвыборный плакат Евладова. В центре был помещен цветной портрет самого кандидата, снятый, видимо, в каком–то злачном месте, — Евладов был в черном костюме, с бабочкой, тщательно причесанный и выглядел менее мордатым, чем в жизни. «Выберем достойных!» — было написано крупно и ярко через весь листок. А ниже, под портретом, предвыборный текст, видимо, сочиненный самим Евладовым:

«Цыгане не крадут лошадей в той деревне, где живут. И вы, граждане, в моем городе будете спать спокойно, даже если ваши дети где–то загулялись до утра».

А ведь он победит, подумал Анфилогов. Победит легко и в первом же туре.

Потому что люди, которых нагло обманывают все, от президента, впавшего в больную старческую величавость, до последнего районного депутата, готовы поверить любому дельному обещанию. А убрать преступность с улиц или хотя бы спрятать ее — это не так уж мало.

— Кто там был? — спросил Касьянин, который так и не поднялся с кресла.

— Евладов.

— И что же ему было нужно?

— Сообщил, что намерен стать мэром вот этого городка, — Анфилогов протянул плакат Касьянину. Тот развернул его, внимательно прочел все от начала до конца и поднял глаза.

— И что вы думаете по этому поводу?

— Он победит, — сказал следователь. — Если его не остановить.

— Одного я уже остановил, — сказал Касьянин и тут же спохватился, закрыл лицо плакатом, чтобы Анфилогов не увидел его растерянности, его ужаса перед собственным признанием. Касьянин надеялся, что Анфилогов не услышал его слов или хотя бы не понял их зловещего смысла, но тот был, как всегда, улыбчив и внимателен.

— Я знаю, — Анфилогов встретился взглядом с Касьяниным, и оба, чуть подзадержав взгляды, промолчали. — Вы не раздумали ехать?

— Да вы что?! — воскликнула Марина.

— Тогда пора, — и Анфилогов великодушно под хватил самую объемистую сумку.

— Пошли… Выходим вместе.

Касьянин вышел на балкон — алая машина Евладова с откинутым верхом еще стояла у подъезда, но сам Евладов и его свита уже успели рассесться по местам.

Неожиданно, словно почувствовав взгляд, Евладов поднял голову и увидел на балконе Касьянина. Он ничего не сказал, но приветственно помахал рукой — до скорой встречи, дескать, дорогой друг.