Бубба и Космические Кровососы

- Никто, кроме Полковника, не смеет называть меня Кларенсом, - сказал он. – И никто без исключений – Глазастиком. Если мы возьмемся за руки, мне будет проще посылать вам образы и мысли о том, что я видел и перечувствовал благодаря отстраненному наблюдению за другими измерениями. Устное объяснение займет слишком много времени, а кое-что объяснить вовсе невозможно. Можно только увидеть или почувствовать.

- Только с одним дополнением, - сказал Полковник. Он достал из пиджака небольшой флакон и отвернул крышечку. Флакон был полон синих таблеток. – Рококо Блю.

- Стоп, - сказала Дженни. – Разве мы не про эти штучки только что слышали всякие гадости?

- Это улучшенные и с небольшой доизровкой, - сказал Полковник. – Благодаря Слепому мы сможем войти в нужное состояние разума.

- А что, расслабиться мало? Глаза закрыть? – спросила Дженни.

- Можно и так, но это лучше, быстрее и надежнее, - сказал Полковник. – Слепой, может, нас и сможет доставить по назначению, но эти штучки дают гарантию. Нам же не надо, чтобы один туда попал, а остальные нет.

Таблетки раздали, все приняли по одной, запив своими напитками.

- Соедините руки, - сказал Слепой.

Элвис взял за руку Дженни. Она – Джона Генри, и скоро все держали кого-то за руки, кроме Полковника, который сел на стул за Элвисом и положил руки ему на плечи.

- Закройте глаза и не открывайте, - сказал Слепой. – Я поведу вас по правильной тропе, а не первой попавшейся. Шаг влево, шаг вправо – и очутитесь в страшном и беспощадном месте. Так что не разрывайте контакт, хватайтесь за шляпы и вперед и с песней.

10

На свалке

День был светлый, ветер – тихий. Машины блестели на солнце, краска и ржавчина казались чистыми и яркими. Деревья вокруг свалки были без птиц. С реки слышались сигналы буксиров; рокочущий шум машин издали, владельцы которых и не подозревали, что ткань вселенной натянута до предела.

Внутри машин на свалке мычали мячи из мяса. Они познали боль и растерянность, но в основном их память высосали вместе с устремлениями и надеждой.

Внутри алюминиевого сарая дремала, хоть и не крепко, Большая Мамка – груда липкой плоти и тени. Но ее слуги заснули крепко. Они окружали ее, сложив свои твердые тени как крылья. Если думала она – думали и они. Если она не хотела, чтобы они думали, – они не думали. Если она хотела, чтобы они что-то сделали, – они делали.

Большая Мамка видела сны, сны покидали ее и пересекали бездну. Она часто так делала – перемещалась из измерения в измерение, скользила с усилием то в одну сторону, то в другую; тропа между ее миром и этим была смазана ее целеустремленностью.

Во сне в мире, который она сейчас занимала, чувствовались перемены. Сперва незаметные, но потом она поняла, что это угроза, волнение в сферах, касающихся ее. Собирались люди с силами и способностями, которые хотели уничтожить ее и помешать ее миссии.

Но сейчас она застряла в горе плоти и тени – могла передвигаться, но не так резво, как ей хотелось. Ее сдерживал дневной свет. Раскаленная добела смерть.

Настанет ночь, и свет луны освободит ее, прольется в нее и наполнит, подарит силу и текучесть. Если люди придут к ней в момент слабости, она сможет сражаться, но ночью будет сильнее.

Затем она потянулась и коснулась их...

…то есть Элвиса, Полковника и всей команды. Они работали в астральной реальности – ее астральной реальности, и сталкивались с ее мыслями, самой ее сутью, взрывом неорганизованных ощущений. Их разумы прокрались на ее территорию, в ее мир, и обозлили ее.

Люди. Они думали по-разному, чувствовали разное, были не ульем, а разрозненными слабаками. Они хотели убить ее и со слугами, надеялись проникнуть в ее реальность, чтобы узнать, как.

Затем она почувствовала среди них источник силы мощнее всего, что она встречала; двигатель харизмы, а значит, великолепный источник пищи и энергии.

Она почавкала липкими губами.

День миг за мигом медленно догорал по направлению к ночи.

Она ждала.

11

Тем временем в доме-призраке

Когда они соединили руки, закрыли глаза и все затихло, Элвис почувствовал электричество. Слабое. Оно стремилось через него, словно его вены и нервы стали шоссе, а электричество было автобусом, а потом куда больше, чем автобусом. Оно стало поездом, и неслось на всей скорости, а потом возникла вспышка чистейшей энергии, от которой мозг Элвиса подключился и подскочил, - в дело вступили колдунство Слепого и маленькая синяя таблетка (черт, как же они торкают). Поскачи, детка, поскачи.

Через тьму ускоряющейся молнией жаркого синего цвета, вокруг, словно в киномонтаже, импульсы и образы: какие-то осмысленные, какие-то нет.

А именно:

Чернота и звезды, затем трещина в черноте, словно разбилось белейшее яйцо, и Элвис увидел свет в трещине, цвета желтка, но приглушенного, а теперь он как будто стал миниатюрной космической ракетой, что летела прямиком в этот свет.