Бубновый валет

— Вы творец нового направления в живописи, — сказал я ему, — но социальная революция не нуждается в революционном искусстве. Разве вы не видели росписи всех этих школ, дворцов массовых собраний и прочих образцов архитектуры, оставленных во Львове большевиками? Стиль дешевых литографий прошлого века. Сладенькие крестьяне, пляшущие в народных костюмах, пышнотелые красотки, подносящие хлеб и соль победителям. Разве не заглохнет среди подобной торжествующей пошлости порыв ваших дерзаний?

— Коммунистам приходится много строить, — отбил мой выпад Бруно. — Объектов несметное количество, а истинные художники редки, поэтому приходится прибегать к услугами пошляков.

— В таком случае почему коммунисты не дают творить истинным художникам? Куда пропали ваши друзья по «Бубновому валету»? Они должны быть мировыми знаменитостями, почему мы о них ничего не слышим?

— Должно быть, они не хотят быть знаменитостями. Они безмолвно творят красоту во имя революционного человечества. Что может быть благороднее!

Несносный спорщик! Горячность этого пятидесятилетнего, много повидавшего человека раздражает, но и умиляет меня. По способности верить Бруно — истинный еврей, и то, что объектом его религиозного поклонения выступает не Иегова, а коммунизм, ничего не меняет.

Несмотря на все наши разногласия, теперь я уже не могу уничтожить его. Наверное, и раньше не мог. 3 января в каморке на верхнем этаже публичного дома встретились не враги, а двое мужчин, каждый из которых попал в сложную ситуацию и нуждался в помощи. Я сумел помочь Бруно. Очередь за ним. Портрет, который он напишет с Марианны, должен способствовать обновлению ее любви ко мне. Для этого Бруно обязан увидеть ее моими глазами, глазами вечно влюбленного.

9 января.Все открыл Марианне. Она вспылила.

— Сумасшедший! — кричала она шепотом, чтобы не услышали дети и прислуга. — На тебя донесут! Ты погибнешь из-за паршивого еврея!

Как я счастлив! Марианна ни разу не упомянула, что я могу погубить ее и детей, она беспокоилась только обо мне. Нет, все-таки она необыкновенная женщина и преданная жена! Когда буря отбушевала, Марианна, подумав, согласилась, чтобы портрет был написан.

— Но обещай, — потребовала она, — что, как только он закончит работу, ты поступишь с ним так, как того требуют расовые законы.

Пришлось пообещать. О, семейная жизнь, эта епархия неисполненных обещаний! Надеюсь, когда портрет будет закончен, настроение Марианны изменится и она не станет требовать с меня исполнения данного ей из-за безвыходности слова.