Долго длилось молчание. Миши хотелось говорить, но горло мучительно сжалось: внезапно он вспомнил, что упустил свое счастье, потерял лотерейный билет, который выиграл не меньше тысячи форинтов. А все имущество отца продали с молотка за шестьсот форинтов, и вот теперь он отдал бы отцу тысячу, и наступили бы хорошие, прекрасные дни. Родители, братья, да и сам он зажили бы на славу. При этой мысли сердце его упало: как его угораздило потерять тот злосчастный билет! Губы дрогнули, хотелось поделиться с Беллой, но он не решался в присутствии Шани, который во время длинного разговора не вымолвил ни слова, — он же осел и даже не понял, о чем шла речь, а о лотерейном билете проговорился бы, конечно, в коллегии. Поэтому Миши промолчал, да к тому же вот-вот пробьет пять часов и пора уже идти к господину Пошалаки.
Тут в комнату с шумом вошла Виола. От нее так и несло холодом — на улице, верно, крепкий мороз.
— Так, и эта здесь сидит! — воскликнула она. — Заплатила я мужику десять форинтов, задаток дала, а разговоров, разговоров было! Мерзкие, чего только от них не приходится терпеть, но зато теперь у нас будет свой участок земли, урожая с него на весь год хватит… А ты неужто не рада?
Белла выпрямилась, потом откинулась на спинку стула и, прикрыв глаза, проронила:
— Я?
— Да, да, можешь радоваться… Ну, как успехи? — обратилась Виола к мальчикам. — Когда вам выдадут матрикулы? А каникулы когда начинаются? Рождество-то уже на носу. Через три недели праздник. Еще полмесяца — и урокам конец.
Миши понурился: гордиться ему было нечем. Он и в самом деле сомневался, знает ли теперь Шани хоть чуть больше, чем знал в начале их занятий.
— Надо стараться, — тихо проговорил он.
— Белла будет дополнительно заниматься с Шаникой.
Беллу это ничуть не удивило, и она лишь подтвердила:
— Да.
— Путь помогает ему, по мере сил помогает всем нам, — отрезала Виола и скинула пальто с черным кошачьим воротником.
— Хорошо, — чуть слышно прошептала Белла, — буду по мере сил помогать всем вам…
Миши с удивлением смотрел на нее. На сердце у него защемило при виде слез, блеснувших в глазах девушки.
— О господи, еще целых семь лет! — воскликнула Виола. — Все мы изведемся за эти годы, но не беда. Я не пожалею ни себя, ни других, только бы в будущем мальчик был счастлив.
Теперь Миши понял и поразился: стало быть, сестры потом и кровью пытаются создать для Шани обеспеченную, счастливую, как у какого-нибудь графа, жизнь. Мысль об этом вызвала в нем гнев, возмущение.
Он встал. Пора идти к старому господину, да и оставаться здесь невмоготу.
— Ах, между прочим, — сказала Виола, — это вам. — И сунула ему в руку два серебряных форинта.
Миши смущенно принял деньги, он совсем забыл, что уже целый месяц занимался с Шани.
Он поблагодарил, точно за подаяние, тихо, робко, стыдливо и даже хотел поцеловать Виоле руку, но не решился.
Когда он вышел в прихожую, следом за ним выбежала Белла.
— А стихи вы мне не оставите? — ласково, еле слышно спросила она.
Миши покраснел до ушей — хорошо, что там было темно, — и, сунув руку в карман, нащупал забытый смятый листок, собрался отдать Белле, но новая мысль его остановила: стихи показались ему никуда не годными, и он испугался, что девушка, разочаровавшись, посмеется над ним.
— Не сердитесь, пожалуйста, — пробормотал он.
Белла потрепала его по щеке, чмокнула в лоб, и растерянный Миши выскочил во двор, озаренный лунным светом.
Он несся всю дорогу, так что дух захватило. И немного успокоился, лишь когда добежал до коллегии. «Как несправедливо, неразумно устроена жизнь», — думал он. И не понимал, что в ней не так, не понимал, почему всюду царит нелепый хаос. Ведь как ни умны люди, многого они не в состоянии осмыслить и объяснить: отчего, например, существуют такие злополучные семьи, как его и Дороги?