Будь честным всегда

— Да вы еще об этом пожалеете! — орал Сегеди, брызгая слюной и размазывая кровь по лицу. — Попробуй-ка только сунь к нам нос! — прибавил он, посмотрев на Миши.

Миши было ужасно стыдно, что из-за него произошла эта драка, и тут вдруг он вспомнил, что Сегеди живет где-то по соседству с Дороги.

— А что я тебе сделал плохого? — со слезами спросил он.

— Попадись мне только, гадина этакая, я тебя так оттреплю за уши! — пригрозил своему врагу Гимеши и стал подбирать с пола учебники.

— Неандертальский! — испустил вдруг крик Танненбаум. — Неандертальский! Неандертальский!

Никто не понял, отчего Гимеши так взбесился. Хотя он был меньше ростом и слабей Сегеди, однако основательно его поколотил.

Спускались по лестнице втроем: впереди шел Гимеши, за ним Танненбаум — последнее время они очень сдружились — и замыкал шествие притихший и расстроенный Миши.

В классе кто-то крикнул, увидев Гимеши:

— Да здравствует Тучок!

И все со смехом подхватили:

— Да здравствует Тучок!

— Ерунду мелете, — пробурчал Гимеши и улыбнулся: он обычно не очень-то сердился, когда его так называли.

Как-то раз на уроке он заявил во всеуслышание, что у них в Трансильвании говорят «тучок», а не «тычок», и, хотя это было его выдумкой, упорно стоял на своем, за что и получил прозвище Тучок.

Миши со страхом ждал следующего урока — латинского языка: ведь если его вызовут, он так легко не отвертится… Он с подозрением смотрел на Михая Шандора: о чем тот перешептывается с Орци?

— Миши, скажи-ка, ты выиграл в лотерею? — подойдя к нему, решительно спросил Орци.

Миши опустил голову.

— Мне-то можешь признаться. Наша старая кухарка хорошо разбирается в лотерейных делах, каждую неделю покупает билеты на шесть крейцеров, а потом мы с ней обычно две недели с волнением ждем розыгрыша. И я специалист по лотерее. Меня не проведешь: я тебя как стеклышко насквозь вижу.

Но тут прозвенел звонок, и в класс вошел учитель, господин Дереш. Возбужденные после урока географии мальчики еще не сели за парты. Не дойдя до кафедры, господин Дереш остановился и махнул перчаткой, которую держал в руке, словно говоря: «В чем дело?» Все заняли свои места.

Поднявшись на кафедру, он раскрыл журнал.

— Разве у вас не было первого урока?

— Был, господин учитель, — раздались голоса, и кто-то прибавил: — География.

— Какой урок? — не расслышал господин Дереш.

— Господин учитель! — вскочив с места, закричал Орци. Хотя он не был в тот день дежурным, ему удалось привлечь к себе внимание учителя, который, подняв руку, заставил всех замолчать и посмотрел на Орци. — У нас была география.

— И учитель географии ничего не записал в журнал?

— Нет, записал. Записал, господин учитель.

Господин Дереш помахал журналом, показывая, что на листе ничего не отмечено. Подбежав к кафедре, Орци перевернул две страницы и нашел запись. Господин Дереш с улыбкой поблагодарил его и отправил на место.

— Учитель географии, видно, считает, — сказал он, — что через сотню лет не будет иметь особого значения, когда именно был у вас его урок.

Школяры громко засмеялись, но Орци ухитрился перекричать всех:

— Не через сотню, а через сто тысяч лет!

— Что ты сказал? — с удивлением посмотрел на него господин Дереш.

— Господин учитель географии говорит, — вскочил с места Орци, — что в истории человечества счет ведется только сотнями тысяч лет… в истории человечества… усовершенствование орудий можно, как он говорит, наблюдать только на протяжении ста тысяч лет… усовершенствование каменных орудий.

Откинувшись на спинку стула, господин Дереш смотрел на Орци. Он улыбался, вернее, готов был улыбнуться от удовольствия, пораженный метким замечанием мальчика.

— Превосходно, — вот все, что сказал он, и посадил Орци на место.

Гимназисты напряженно молчали, и тогда он вызвал Сенте. Тот, сидя на последней парте, с увлечением мастерил из какого-то тряпья мяч.

Сенте прочел всего лишь три фразы, и учитель вынужден был подойти к нему. Там он и простоял до конца урока, заставляя сидящих на последних партах делать синтаксический разбор, поэтому другие мальчики вполне могли перешептываться.

— Где же твой лотерейный билет? — ткнув пальцем в бок Миши, спросил Орци.

— Отдал старику.

— А номер помнишь?

— Нет.

— Ну и осел! Разве так можно?

Они немного помолчали, поскольку на уроке латинского языка не всегда удавалось, пользуясь выражением господина Дереша, вести «приватные разговоры», но чуть погодя Орци опять наклонился к Миши:

— Знаешь, а ведь можно выиграть огромные деньги! Когда я сказал своему старшему брату Хенрику, что куплю на шесть крейцеров лотерейных билетов и, если выиграю четыре форинта, потрачу их на никелированные коньки, с этакими загнутыми носами, он воскликнул: «Что ты, голубчик! Вот если я займусь лотереей, то буду ждать большого выигрыша, четыре форинта и даже тысяча меня не устроят, мне подавай целое состояние…» А ты и понятия не имеешь, что такое лотерея…

Миши молчал, сжавшись в комок, точно ежик. Надо же, только теперь он понял, что ничего не стоит сорвать большой куш… А Орци хорош, раньше и не упоминал о лотерее, а теперь растравляет рану.