Будь готов к неожиданному

Увы, Папакин в следователи не готовился... Впереди меня шумно трещит растущий по откосу кустарник.

Сбегаю вниз. Папакин сидит на земле, охая, стряхивает с пиджака колючки и песок.

— Целы?

— Вроде цел.

Но когда встает, оказывается: растянул ногу. Эх, Степан Кузьмич...

Медленно шагаем к Куземовке. Пропускаю Папакина вперед. Он идет, прихрамывая, аккуратно ставя бочком больную ногу.

Задумчиво гляжу на него. Еще один человек, которого я никогда не забуду.

Я много читал о коммунистах. Железная воля, кристальная честность, каменное упорство. После этих могучих слов члены партии, которых я встречал, казались какими-то слишком уж обыкновенными.

Да и сейчас идет рядом со мной обыкновенный человек, пожилой, грузный, флегматичный. И работа у него какая-то флегматичная: сидит в кабинете, толкует с посетителями, созывает заседания, складывает бумаги в железный ящик. Жена и дочка в Андижане...

А понадобилось — и едет задерживать преступника, хоть и годы не те, и дело это вовсе не его, и под пулю лезть не обязан. Понадобилось — и прыгает на ходу с поезда, может, впервые в жизни.

Зачем он все это делает? Не по приказу, не для карьеры — просто много лет назад человек этот, вступив в партию, добровольно взял на себя ответственность за все хорошее и все плохое на земле. За то, чтобы не было плохого...

Вот и Куземовка. Чуть на отшибе кирпичное здание новой школы. По словам Папакина, директор ее Амосов живет с семьей при школе, в каменной пристройке. Прежний завуч, холостяк, жил там же. Теперь он в армии. Скорей всего, его комнату и занял Цветков.

У директора еще не спят: сквозь ставни чуть пробивается слабый свет.

Посоветовавшись, решаем поступить так.

Папакин зайдет в дом один. Если встретит Цветкова, останется в доме до утра, объяснив свой приезд простым желанием лично ознакомиться со школьными делами. А на рассвете впустит меня в дом, и мы арестуем преступника, застав его врасплох.

Если же Цветкова дома нет, Папакин сразу же скажет, что приехал с представителем воинской части по заготовкам фуража, и позовет меня...

Цветкова дома нет. Спустя несколько минут вслед за Папакиным я прохожу в большую освещенную комнату, представляюсь хозяевам. Амосов, высоченный сухопарый мужчина, здороваясь, смешно выпячивает куриную грудь. Жена его, учительница, протягивает мне руку неловко, с деревенской застенчивостью.

Кажется, оба рады гостям.

Оглядываю квартиру. Чистота и прочный уют, который создается годами.

Пока хозяева хлопочут об ужине, Папакин вполголоса рассказывает обо всем, что успел узнать.

Действительно, Цветков живет здесь же. Но два дня назад он уехал куда-то за вещами. Его ждали вчера вечером и сегодня. Приехать он может каждую минуту: ведь поезда ходят без расписания.

Да, тут есть над чем подумать.

Амосов — сообщник?!

Я сижу как на иголках, прислушиваюсь к каждому шороху. Разговариваю мало и, к огорчению хозяев, почти не притрагиваюсь к ужину.

...Что будет, если Цветков, вернувшись, прежде чем войти в дом, заглянет сюда сквозь щель в ставнях?

Быстро пересаживаюсь на диван, спиной к окну.

Чертовски медленно тянется время. Нервы напряжены.

Конечно, самое разумное сейчас — немедленно погасить свет. К сожалению, это зависит не от меня. А Папакин, кажется, не на шутку разговорился.

Наконец хозяева, обсудив с начальством все школьные дела, стелют постели.

Нагибаюсь, чтобы снять сапоги, и замираю. Отчетливо доносится ржавый скрип наружной ставни.

Быстро оборачиваюсь к окну. Створки ставен, до этого плотно прикрытые, медленно отходят назад.

Неужели Цветков?

Молча бросаюсь во двор, в сенях выхватывая пистолет. Побежит — выстрелю.

Но во дворе никого нет. Луна светит. Сдвинув ставни, жду несколько минут. И снова скрип. Так и есть: ветер безобразничает.

Возвращаюсь в комнату, ругая себя за нервы.

Все спят. А я жду Цветкова. Вернется ли он сегодня ночью? Вернется ли вообще?

Уже часа полтора прошло. Но спят, оказывается, не все. Хозяин не спит. Лежит, укрывшись с головой, и следит за мной из-под одеяла.

Потом осторожно приподнимается и тихо, сидя, надевает брюки. Медленно зашнуровывает ботинки. Бесшумно ступая прямо по одеялу, выходит в коридор.

...Куда это он ночью? И что делать мне?

Слабо звякнула в сенях дверная цепочка. Чуть хрустнул ключ в замке.

Теперь ясно: Амосов уходит.

Босиком, в одних трусах, прихватив только пистолет, бросаюсь за ним. Неслышно прохожу по коридору, открываю дверь.

Амосов бежит через двор к воротам.

И снова некогда раздумывать. Негромко кричу:

— Стойте! Буду стрелять.

Вздрогнув, он останавливается. Сутулясь, вобрав голову в плечи, медленно идет назад, неотрывно глядя на мой пистолет.

— Вы куда хотели идти?

Глухо отвечает:

— В школу. Забыл запереть библиотеку.

— Зачем врете?

Он молчит. И, что самое тревожное, даже не спрашивает, по какому праву я задержал его. Даже не удивляется.

Может, он сообщник Цветкова и понял, кто я? Может, Цветков находится где-то поблизости и Амосов хотел его предупредить?

Тихо входим в дом. Амосов стоит посреди комнаты, испуганно глядя на меня. Повинуясь моему взгляду, снова укладывается на полу.