Будь моей Брейшо

Она приводит волосы Зо-Зо в порядок, а я любуюсь на своих девочек.

– Рора, знаешь что? – спрашивает Зоуи.

– Что, солнышко?

– Мисс Мейбл сказала, что завтра мы можем испечь печенье с M&M’s. Я хочу приготовить его для тебя!

Виктория целует ее и кладет щетку на туалетный столик.

– Отличная идея, Рора.

Я с трудом сдерживаю смех. Прижимаюсь губами к уху Виктории и говорю:

– В какой-то момент нам придется рассказать ей, что ты не любишь сладкое…

Она поворачивается ко мне и беззвучно шепчет:

– Ни за что!

Провожу кончиками пальцев по ее шее, и глаза Виктории на миг закрываются.

– Эм-м, я могу посидеть с Зо-Зо.

Мы оборачиваемся и видим Ройса с мокрыми после душа волосами.

– Не, чувак, – говорю я брату. – Мы тут посидим втроем.

Он кивает с пониманием в глазах и тут же расплывается в улыбке.

– Привет, Мишка Зоуи.

– Привет, дядя Бро!

Он хихикает.

– Слушай, хочу подбить тебя на одно дельце, пока ты не спишь. Давай приготовим попкорн и горячий шоколад, а потом, так и быть, я отведу тебя баиньки. Но можем еще чем-нибудь заняться.

Виктория смеется, качая головой, и Зоуи подпрыгивает.

– Ура! Я согласна! А можно полить попкорн сыром? – спрашивает она, вскакивая с кровати.

Я бросаю взгляд на Ройса – он прижимает руку к сердцу, будто ранен, но тут же подхватывает племяшку.

– Сыр, говоришь? Как это делает дядя Ди?

Зоуи кивает.

– Да. Много-много сыра.

Болтая, они исчезают.

Я смотрю на Викторию, потом хватаю ее за руку, и мы бежим в ее комнату. Запираем дверь, влетаем в ванную и включаем воду, чтобы она нагрелась.

Виктория кладет руки мне на плечи, ее губы прижимаются к моей груди. Мы стоим, обнявшись, несколько секунд, и я впитываю запах ее волос. Потом Виктория отстраняется и расстегивает свои джинсы, я делаю то же самое. Джинсы летят на пол, Виктория сбрасывает с себя рубашку, а я снимаю майку. Она заводит руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик, но я сам расстегиваю его.

Она стоит передо мной, почти полностью обнаженная, и я чувствую, как напрягается мой член. Губами провожу по ее коже, и Виктория начинает дрожать.

Последние предметы нашей одежды – мои боксеры и ее стринги – падают у ног. Ее соски затвердели, и когда они касаются меня, я не могу сдержать стон.

Губы Виктории всего в нескольких дюймах от моих.

Нет-нет, пока что с этим подождем…

Заходим в кабину под тугие струи душа. Я поворачиваю Викторию спиной, и мой член прижимается к ее попке. Руки тянутся к ее промежности. Голова Виктории падает мне на плечо, она пошире раздвигает ноги, и я просовываю в ее щель палец, затем еще один. Она задыхается, всхлипывает, но быстро глотает звуки.

Я покусываю ее за шею, и она трясется.

– Звук, – шепчу я. – Каждый гребаный звук, каждое слово, даже самое грязное, каждая потребность… – Провожу языком по ее коже. – Ничего не утаивай. Никогда.

Следует ее тяжелый стон, и мой член кричит об одном – войти в нее.

Но она отталкивает меня и поворачивается.

– Кэптен… Я хочу почувствовать тебя… Не твои руки, не твой рот… Я хочу, чтобы ты кончил в меня.

– Да, детка, – говорю я. – Но давай не будем спешить. Давай еще поиграем, потом я вымою тебя, а потом трахну как следует в твоей собственной постели.

– М-м-м, – мурлычет она, нетерпеливо поглаживая мои чресла. – Тогда сделай так, чтобы я кончила на твой член, Кэп.

Черт.

Тереблю ее клитор, а она обхватывает рукой моего горячего «дружка».

– Доведи меня до экстаза, Кэп, и отнеси в постель, как ты сказал…

Ее клитор наливается, ее груди дразнят меня. Все это принадлежит мне и только мне.

Вагина пульсирует, она кричит и падает на меня. Это первый ее оргазм за сегодняшний вечер, но не последний.

Когда ее дыхание замедляется, я беру губку и осторожно намыливаю ее тело. Соски Виктории снова твердеют, превращаясь в острые пики. Ничего не могу с собой поделать – сжимаю их между пальцами и массирую.

Она стонет.

– Еще…

Я тяну и кручу, а когда ее ноги начинают сжиматься, я двигаюсь дальше вниз, но замираю. Не знаю почему, но легкий испуг покалывает кончики моих пальцев, когда я хочу ощупать ее живот, ее шрамы. Шрамы, которые она прятала, чтобы защитить слова, важные для всех нас.

– Кэптен, – шепчет она, – каждая частичка меня принадлежит тебе.

Мое сердце выбивает сумасшедшую дробь, когда она кладет свои руки на мои и ведет ими по своему животу. Эти шрамы не разгладить, но я даю обещание:

Я буду чувствовать каждый удар, нанесенный ей вольно или невольно.

Я приму на себя ее боль.

Я успокою ту боль, которую она перенесла.

Поворачиваю ее, наклоняюсь и покусываю ее ягодицы, массирую бедра и икры.

Вода смывает с нас всю грязь сегодняшнего дня – я имею в виду ту грязь, которая осела в наших душах.

Виктория приподнимается на цыпочки, обнимает меня за шею и прижимается ко мне, а я в первый гребаный раз за последнее время чувствую, как гвозди, вонзившиеся в меня, исчезают, будто их не было.