Четыре месяца назад
– Послушай, чувак, мы сидим тут уже восемь часов, но кроме пары проехавших машин единственное, что соизволило пошевелиться, – вон та птица на дереве, – говорит Мак со смешком.
– Черт возьми, я знаю. – Смотрю на него. Мы сидим в развалюхе, взятой напрокат: я не мог воспользоваться своей, потому что братья достали бы потом своими вопросами, а машина Мака – тоже не вариант. – Но это правда то самое место. Извини, придется подождать.
Оглядываюсь по сторонам. Райончик самый простой, но не лишен очарования. Симпатичные домики выстроились в ряд, веранды и стриженые газоны.
Тот дом, за которым мы наблюдаем, выкрашен желтой краской, перила и дверь белые, окна закрыты жалюзи.
Мак фыркает.
– Слушай, может, скажешь наконец, что у тебя за цель? Ехали десять часов почти без остановок и теперь сидим и пялимся на этот дом… – Он приподнимает бровь. – Колись, кто здесь живет?
Я облизываю край тонкой бумаги, закрываю стык и катаю косяк между пальцами. Ухмыляюсь, поднося зажигалку.
– Много будешь знать, скоро состаришься.
Однако Мак не злится – смеется и достает телефон, чтобы проверить свою девушку.
Большинство людей вообще не осмелились бы спросить, но Мак – наш человек, мы знакомы сто лет, и я ему доверяю больше всех. Он бы не сидел здесь, не будь я уверен в его преданности.
В конце концов выкуриваю косяк в одиночестве и со вздохом тушу бычок об искусственную кожу подлокотника – не я первый, не я последний, подлокотник весь изгваздан. Снова смотрю на дом, потом говорю:
– Слушай, чувачок, я умираю с голоду.
Мак кивает.
– В чем проблема? Давай сходим за едой, потом вернемся.
Облизываю губы, размышляя.
Мои братья убьют меня, если узнают, что я разгуливал по чужой территории – это не наш город. Они и так напряглись, когда на следующее утро после свадьбы Мэддока и Рэйвен я сообщил им о том, что собираюсь сорваться в небольшое путешествие. Но братьев здесь нет, и, черт возьми, надо поесть.
Толкаю дверь драндулета и выхожу, Мак вылетает вместе со мной.
– Ройс…
– Хорошо, – говорю я, – сгоняй на машине за едой и возвращайся. А я тут постою.
– Ты с ума сошел? – моргает он. – Хочешь, чтобы я оставил твою задницу здесь, когда ты мне даже не говоришь, что здесь?
– Не будь занудой, а. – Мои глаза сужаются. – Я в порядке. То, из-за чего я сюда приперся, не требует силовой поддержки.
Мак долго смотрит на меня, иногда он бывает потрясающе тупым.
– Ты уверен?
– Да, чувак. Привези мне буррито и немного шоколада.
Он смеется и плюхается на водительское сиденье, потом высовывает голову в окно.
– А если твои братья позвонят?
– Если они позвонят, они позвонят мне. И я отвечу.
– Но они не знают, где мы, – нудит он.
– А они и не спросят, потому что знают, что я не хочу им говорить. Слушай, отчаливай уже.
Мак смеется и отъезжает, а я направляюсь к скамейке под старым расщепленным деревом – молния в него, что ли, шарахнула?
– Почему ты тут сидишь и пялишься на мой дом?
Я тут же вскакиваю, поворачиваюсь и вижу миниатюрную цыпочку. Она скрещивает руки на груди в ожидании. Максимум пять футов. Дюймовочка. Солнцезащитные очки скрывают ее глаза от меня.
Перепрыгиваю через скамейку, приближаясь к ней, а она продолжает стоять в той же позе.
– Я сижу тут, потому что перед домом нет забора, потому что перед скамейкой нет таблички «Сидеть запрещено» и потому что тут нет злобного пса, готового наброситься на меня.
– Зачем здесь злобный пес? Это место настолько безопасно, насколько это вообще возможно. А насчет таблички – хорошая идея.
– Безопасно? Ничего подобного, малышка! – пугаю ее.
Но такую не проймешь.
– Худшее, что здесь происходит, – это то, что Том Марвелл, коммунальный работник, поливает газоны в четные дни.
Пристально смотрю на нее.
– Похоже, ты намекаешь, что скоро я попаду под душ?
– Точняк.
– Ты сказала, что это твой дом, Дюймовочка? Ты живешь здесь?
– Ага.
Она выпрямляет спину и становится выше на целый дюйм, я хочу сказать что-нибудь остроумное, но тут дверь дома открывается, и мои губы разъезжаются в глупой улыбке.
Густые темные волосы, бледная кожа…
Идеальное сочетание.
– А, теперь все понятно, – разочарованно говорит коротышка.
– Да ладно, не переживай особо, нервные клетки не восстанавливаются, – говорю я, а сам смотрю, как красотка в дверях подносит к губам в красной помаде сигарету и закуривает.
Ее голова поворачивается в нашу сторону, глаза прищуриваются. На этом все – она ждет, что последует дальше, но и я жду того же, хотя с губ почти что срывается: «Иди сюда, кис-кис-кис».
В конце концов она не выдерживает и медленно направляется к нам.
– Теперь ты можешь идти, – говорю я коротышке, но она не двигается с места.
– Сестра, – тянет темноволосая. – Кто этот твой друг?
На ее губах появляется сексуальная ухмылка. Что же, неплохо. Немного самоуверенно, но все в порядке. Спесь сбить легко, было бы сложнее, если бы она сомневалась в себе.
– Это не мой друг, – охотно делится коротышка. – На самом деле он здесь ради тебя.
Темноволосая дерзко ухмыляется, как будто она это сразу поняла.