Будь моей мамой. Искалеченное детство

Весь этот день я находилась рядом с ней и точно знала, что ничего такого не было. Но несмотря на то что боль и была выдуманной (в том смысле, что сегодня Джоди никто не бил), Джоди ощущала ее совершенно реально. Как будто она вспомнила, как ее ударили в прошлом, — и воспоминание было спроецировано на настоящее. Мы постояли в ванной, пока она не успокоилась, потом вернулись к остальным.

В восемь часов мы вышли проводить гостей. Слава богу, Рождество мы пережили без эксцессов, хоть и не так замечательно, как мне хотелось бы. Джоди впала в оцепенение из-за такого обилия гостей, но вела себя хорошо, и я надеялась, что и ей передалось хоть немного праздничного настроения. Может быть, Рождество и не вызвало у нее восторга, не тронуло до глубины души, как когда-то Каллума, но я надеялась, что оно стало для нее чем-то по-настоящему хорошим.

ГЛАВА 21 Новый год

Новый год приближался, и я все более воодушевлялась. Новый год — новая страница в жизни, и первого января все кажется возможным. Однако в моем списке новогодних обещаний отсутствовало обещание бросить курить — теперь я выскакивала на крыльцо раз по семь на дню, успокаивая себя тем, что снова брошу, как только жизнь вернется в нормальное русло. Но когда же это произойдет?

Наступил новый год, но, несмотря на мои надежды, поведение Джоди оставалось отвратительным, враждебным, а по ночам ей все чаще стали сниться кошмары, девочку преследовали галлюцинации. Участились случаи «воспоминания боли», что было связано с откровениями Джоди. Она могла пожаловаться на боль в руке — и это приводило к воспоминанию о том, как мать ударила ее пепельницей или отец ошпарил кипятком. И каждый раз боль казалась ей абсолютно реальной, и мои попытки объяснить, что все травмы, на которые она жаловалась, случались давно, месяцы, а то и год назад, ни к чему не приводили.

И хотя здесь я не сомневалась в ее искренности, зато стала замечать, что Джоди лжет в других ситуациях, иногда до того убедительно, что я уже сама задавалась вопросом: а не ошибаюсь ли я и точно ли я видела то, что видела? Стоило мне уличить ее в очередном проступке, она принималась так горячо все отрицать, что я вынуждена была остановиться и задуматься: что именно я видела? Она врала иногда и вначале, когда только приехала к нам, но тогда я все объясняла ее прошлым опытом. Ведь, возможно, ей приходилось лгать, чтобы избежать наказания, и в чем-то я могла даже понять ее. Но теперь-то она должна была уяснить, что у нее нет причин бояться и ничто не угрожает ее физическому и эмоциональному здоровью. Так зачем ей было нужно так отчаянно отрицать свои поступки?

А еще Джоди стала выдвигать ложные обвинения против других детей, даже если я находилась в комнате и сама была свидетелем того, что они ничего не натворили. Она могла клятвенно заверять, что Люси или Пола ударили ее или отшлепали, и это было совершенно нелепо — наоборот, они сами боялись ее, и на то были причины. Стоило мне напомнить Джоди, что я не отлучалась из комнаты и, стало быть, видела, что никто ее не обижал, как она вспыхивала:

— Она обидела, она! Почему ты мне никогда не веришь?

Джоди так страстно пыталась уверить меня в этом, что меня так и подмывало обдумать ситуацию заново, и мне приходилось убеждать себя: я все видела своими глазами.

Иногда я заставала ее в гот момент, когда она намеревалась причинить себе боль. Но не как в прошлый раз, когда она проделала все, не выражая никаких эмоций. Теперь это были вспышки злости — в порыве ярости или отчаяния она могла ударить себя, отхлестать по щекам, начать биться головой обо что-нибудь, таскать себя за волосы. Потом она обвиняла в этом кого-то из своих воображаемых друзей. Или друга. Мне приходилось осторожно объяснять девочке, что это делает она сама, что никто и пальцем не касался ее. Членовредительство было одним из самых тревожных аспектов поведения Джоди, а ее оплеухи и удары часто оставляли синяки и ссадины, которые только больше убеждали ее в том, что на нее кто-то действительно напал.

Стало еще тревожнее, когда спустя неделю после Нового года разные голоса, которыми она время от времени говорила, как будто начали обретать собственную индивидуальность.

Пропал мобильный телефон Эдриана, и после продолжительных поисков я все же обнаружила его — в коробке игрушек Джоди. Раньше она никогда ничего не крала, но у нее всегда были проблемы с тем, чтобы разделять свою и чужую собственность, и я пыталась втолковать ей, что мы не можем просто так брать то, что нам приглянулось, а нужно всегда первым делом спрашивать разрешения.

— Это не я, честное слово, — повторяла она детским голоском, глядя мне прямо в глаза. — Правда, не я. Я не дотянусь туда.

Мы с Эдрианом посмотрели на полку, куда Джоди без труда ставила коробку с игрушками.

— Конечно, дотянешься. Она же на уровне твоих плеч, — сказал Эдриан.

— Нет, — настаивала она, повышая свой голосок. — Это она… — Она ткнула в пустоту перед собой. — Это Джоди!

— Ты — Джоди, — сказала я устало.