Будь моей нежностью

Выбор ей не нравится. Что ж, придётся пережить, малявка. Теперь всё будет только по-моему! Никаких своеволий я не потерплю.

Больше чтобы позлить девчонку, чем из планируемой тактики поведения с ней, я приземляюсь в кресло и жду.

— Я должна переодеться перед вами? — лепечет эта крошка, краснея.

— Да, и поживее. — демонстративно смотрю на время и выражаю недовольство. — Привыкай, Ася, что теперь ты будешь всё делать при мне.

Ася умоляюще смотрит на меня. Мне плевать. Если не начнёт шевелить руками, я сам её раздену. Голодный зверь во мне вовсе не против. Усмиряю его. Девчонка мне не интересна как женщина. Только как последний винтик в сложной схеме моей мести, моей войны. Исключительно так!

Она раздосадованно зыркает тёплым шоколадом глаз и поворачивается ко мне спиной. Она привыкнет исполнять мою волю. Я воспитаю её. Будет послушно и безропотно подчиняться. А со своими эмоциональными качелями я как-нибудь разберусь.

Смотрю на ровную спину, тонкую талию, грёбанный алебастр. Девчонка торопливо прячет тело под длинным платьем. Любая из моих любовниц бесстыдно обнажилась бы и подставилась, в надежде заработать долю попроще. А эта только краснеет, покрываясь пятнами под моим взглядом. Выглядит невинно, но, говорят, молодёжь сейчас ранняя.

Длинные пальцы с аккуратными миндалевидными ногтями тянутся к собачке молнии, но я опережаю. Попутно пальцы касаются чёртового алебастра, шёлка светлых кос. Пробегаются от поясницы до линии роста волос. Волос, ниспадающих чуть ниже лопаток крупными косами. Волос, которые хочется расплести, накрутить на руку и сжать в кулаке. Чёртово безумие!

— Готово, — поворачиваю и осматриваю её с головы до ног. — Другое дело. Не фонтан, конечно, но на сегодня потянет.

Млять, что за мистика? Почему в глухом платье до пят маленькая конфета Ася смотрится в разы аппетитнее? И эти шёлковые пряди, скованные в незамысловатых косах…

— Платок у тебя есть? — вырывается непроизвольно.

Спрятать девчонку, да дело с концом! Хоть я давно отступился от религии, от выполнения чёртовых традиций, ей об этом знать необязательно. Ей же будет безопаснее, если она начнёт соблюдать несколько небольших правил.

— К-какой платок? — спрашивает дрожащим голосом.

— Голову прикрыть, — поясняю девчонке.

— Мы будем заходить в церковь? — задаёт нелепейший вопрос, вызывая у меня взрыв хохота.

Впрочем, ненадолго.

— Нет, Ася. Я не хожу в церковь. Я не верю ни в Бога, ни в чёрта. Но моя женщина не может появиться на людях с непокрытой головой. Таковы правила. Привыкай.

Это ложь. Во спасение.

Спасение её от меня, меня — от нелепого наваждения, от удара под дых, от вечного созерцания её острых коленей, шёлковых прядей, угловатых плеч, выпирающих ключиц и чёртовых небольших грудок с розовыми ареолами сосков!

Я одержим идеей. Возможно, думаю я, когда я спрячу её под одеяния, меня перестанет клинить на её внешности.

Беру первый попавшийся платок и торопливо скрываю от себя эти косы. Смотрю прямо в глаза её отражению, но девчонка опускает взгляд.

— В интернете есть ролики, учись, — даю последние установки. — Я не собираюсь делать это каждый раз. Сегодня можешь не краситься, у тебя горе. Но с завтрашнего дня лёгкий дневной макияж каждый день. Плохо, грустно, месячные — мне всё равно. Усекла?

Она понуро смотрит куда-то вниз, но я хочу убедиться, что она поняла. Сжимаю под грубыми ладонями алебастр, вынуждая её поднять взгляд.

— Будешь умницей, не обижу, — очередная установка неожиданно звучит как обещание. — Буду щедрым мужем.

— Послушайте, — решительно заявляет пигалица. — Я не могу выйти за вас замуж. Я же даже вас не знаю. И не люблю. И не полюблю.

Проучить бы сразу, чтобы не ерепенилась. Высечь бы её роскошную задницу… Млять! От этой картины кровь приливает к паху, и её внимательный взгляд через зеркало не облегчает внезапно вспыхнувшего желания.

— Любовь — это удел идиотов, — грубо бросаю ей. — Я тоже тебя не знаю, не люблю и никогда не полюблю, но скоро ты станешь моей женой. И, как ты понимаешь, выбора у тебя нет. А насчёт знакомства… Ты — Ася Сергеевна Миронова, восемнадцати лет от роду, окончила школу, провалила вступительные экзамены, я — Богдан Давыдович Тихонов, тридцать семь лет, был женат, привлекался, оттрубил от звонка до звонка, владею бизнесом, с чистой совестью плачу налоги. Вот и познакомились.

— Богдан, — шелест срывает с её губ моё имя.

Словно чёртов призрак из прошлого вливает эту отраву в мои уши. Нежно, ласково, незнакомо звучит. Млять, вся долбанная проблема только в том, что я забываюсь. Передо мной не Маша. И нечего блуждать по осколкам памяти, Тихий. Ты должен помнить только одно — причину, по которой стоишь здесь сейчас.

— Богдан Давыдович и только на «вы». Пошли на выход.

Грубо хватаю девчонку за руку и тяну в тесную прихожую. А там ждёт долбанный сюрприз: за дверью, занося руку для стука, стоит прыщавый юнец, длинный и худой.

Сука!

5. Богдан

Сомневаюсь, что этот неоперившийся птенец наведался в гости к Агриппине, что он и подтверждает своим ломающимся юношеским голоском. Асю ему подавай, поглядите-ка, какая неожиданная новость!