— Не так мы хотели тебе сказать, но ты вынуждаешь, Богдан, — твёрдо напирает он, крепко удерживая меня подле своего крепкого тела. — Не дождалась она. Замуж вышла. Рожать со дня на день.
— Смешно, — закатываю глаза к небу. — Машка не такая, ты же знаешь.
Отец молчит, а потом рубит тонкую надежду одним предложением:
— Она за Сергея Дубравина замуж вышла.
Бью что есть мочи в широкие отцовские плечи. Он не останавливает меня. При всём желании не смог бы. У меня за спиной десантура и реальная вылазка в Чечню.
Лихо проскакиваю через турникеты подземки, проделываю знакомый до боли путь и примерно через два часа стучу в дверь квартиры в старых Химках.
Агриппина Юрьевна распахивает настежь дверь и белеет лицом.
— Вернулся, сынок?
— Ну здравствуй, мамаша. Это правда?
Её глаза наполняются слезами. Один короткий кивок подобен выстрелу в голову, последнему вбитому гвоздю в крышку гроба, тяжёлой могильной плите, придавившей сверху.
— Прощай, Богдан, — лепечет женщина, но мне плевать.
— Свидимся, — смачно сплёвываю ей под ноги и стремительно сбегаю по лестнице.
— Ну вот и всё, — констатирую, когда дело сделано.
— Бабушка… умерла, да? — испуганно пищит малявка.
Вот же глупая! Стал бы я кипишевать, если бы старуха дубу дала?
— Ты совсем что ли? В больничку везут старую. Я порешал, чтоб лучший уход обеспечили. Не трясись, поставят на ноги. Мне сейчас похороны не с руки. Нет времени. Не поймут, если сразу после похорон свадьбу сыграем.
— Какую свадьбу? — замирает девчонка.
Неподдельный испуг в её глазах забавляет меня. Эта маленькая пигалица всем своим видом меня забавляет. Тонкая, нескладная, с острыми плечами, угловатыми коленками и торчащими ключицами, небольшими грудками и, я уверен, молочными розовыми сосками, которые совершенно меня не интересуют.
— Нашу, Ася. Не так я, конечно, планировал, но старая подвела. Придётся ждать, а ждать я очень не люблю. И так ждал тебя долго.
Смотрит на меня своими огромными глазами цвета молочного шоколада, тёплыми, опаляющими, пробирающими до глубины души от вспыхнувших в голове воспоминаний…
Как же похожа на мать! Разве так бывает? Какая-то мистика! Мне такое положение дел не по вкусу, что за напасть — смотреть на неё, а видеть человека из прошлого?
— Приоденься поприличнее да поскромнее. В больницу поедем. — отсекаю ненужные мысли.
Девчонка торопливо скрывается в детской — в маленькой комнате, где я проводил бессчётные вечера напролёт. Закрываю на миг глаза, усмиряя эмоции. Не думал я, что оказаться снова здесь, в этой квартире, будет так непросто. Куда бы я не бросил взгляд, всё осталось прежним. Словно Маша собирается на прогулку, прячась от меня за дверью. И только мне прибавились пара лишних десятков лет.
Испытываю острое желание хорошенько тут всё расколошматить. Сил нет терпеть это наваждение! Зряшная затея. Не доведёт до добра. Попадётся девчонка под горячую руку — быть беде. Чую, как греховными мыслями наполняется разум. Главное, сдержаться и не натворить глупостей.
Главное, помнить, что это не Маша. Не Маша. Не Маша, млять! Если я хорошенько присмотрюсь, то обязательно найду изъян. Его же просто не может не быть! Потому что Ася не есть её мать. И чтобы убедиться в этом собственными глазами, я бесстыдно вхожу в её комнату.
Девчонка стоит между шкафом и кроватью. В одном нижнем белье. Таком же простом и никчёмном, как и вся она, как всё вокруг. Рыскаю глазами по молодому женскому телу, и её руки нервно дёргаются вверх. Знаю, чего хочет, но мне плевать. Я хочу как следует рассмотреть активы и найти чёртов изъян. На своё же счастье пигалица не спорит, хоть в её взгляде и полыхают искры ненависти.
Разглядываю её цепким взглядом, выискивая несуществующие недостатки. Угловатые плечи, долбанные ключицы, под белым хлопком — едва различимые розовые ареолы сосков. Чёртова маленькая конфета, конечно, излишне худощава и угловата, но эта щенячья фигурка грозится в скором времени налиться соком и взбудоражить воображение многих мужчин. Этот факт вызывает во мне новый прилив раздражения.
Чтобы отвлечься, смотрю на выбранный ею наряд. Нелепое платьице в горошек забавит меня. Она, что, действительно решила, что я позволю ей выйти на люди в этой вещице? Едва прикрывающей задницу? Серьёзно, млять?
Пошатанные нервы дают сбой, и я едва не хохочу в голос. Бросаю что-то о невозможности этого выбора и пересекаю комнату. Касаюсь своими ручищами её плеч. Тёмные грубые кисти странно смотрятся на её алебастровой коже. Чужеродно. Неестественно. Как и вся эта ситуация в целом.
Чёртов алебастр под пальцами нежный и бархатистый наощупь. Словно вожу шёлковым прохладным лепестком розы по наждачной поверхности собственных ладоней. Мне не нравится чувствовать это, поэтому грубовато сдвигаю Асю в сторону.
Старое и заношенное барахло девчонки не оставляет большого выбора. Вытягиваю более-менее незатасканные лифчик с трусами и длинное платье. Главное, не смотреть всю дорогу на острые коленки, на обнажённые бёдра и не показывать никому.