Будь моей нежностью

— Вы довольны качеством товара, Богдан Давыдович? — не удерживаюсь я.

— Не дерзи, — рычит он и резко отходит.

Меня трясёт, но совсем не от страха. Мои руки покрылись мурашками, волоски встали дыбом. Я закусываю губу, потому что мои набухшие соски упираются в шов бюстгальтера, вызывая дискомфорт. Чувствую покалывание между ног и истому внутри живота. Это очень-очень плохо.

Потому что это просто невозможно.

Почему этот неандерталец возбуждает меня одним лишь взглядом?

3. Ася

Никогда прежде я не посещала таких дорогих магазинов. От ценников на платьях, которые консультант несёт в отдельный кабинет, у меня глаза лезут на лоб. Бельё, которое выкладывают перед Тихоновым, пока он увлечённо разговаривает с кем-то по телефону, мне даже видеть страшно, но он выбирает несколько комплектов, бросая на меня быстрый взгляд.

Безмолвный приказ. Он хочет видеть это на мне. Всё, включая изысканное бельё.

Я отключаю чувства и поочерёдно показываю на себе выбранные модели. Сначала нижнее бельё, потом платья с платками в тон. Тихонов лишь кивает или качает головой.

Он и бровью не ведёт на сумму в чеке. Мы с бабушкой могли бы прожить на такие деньги целый год. А то и дольше. Но он отвалил это за десяток платьев и несколько комплектов белья.

Он покупает мне несколько пар обуви, несколько кофт различной плотности, плащ, пальто и даже шубу. Зачем она мне летом — загадка.

— Я не люблю тратить время в магазинах, — поясняет он на мой удивлённый взгляд. — Поэтому купи по максимуму всё необходимое сразу.

Я иду в магазин с комфортной одеждой для дома, выбираю пару пижам, сорочек и два халата — тонкий и тёплый, выбираю спортивный костюм и кроссовки в спортивном магазине, две сумки — небольшую через плечо и побольше. Больше ничего не приходит в голову, и я говорю ему, что готова.

Богдан сгребает все покупки на заднее сидение, помогает мне забраться и устраивается за рулём. Только здесь, в закрытом пространстве салона, я слышу обрывки его разговора.

— Да, конфетка, я хочу, чтобы ты ждала меня в спальне. Трусики оставь. Я сниму их сам. — он смеётся и смотрит мне прямо в глаза. — А ещё теперь тебе придётся быть очень-очень тихой. Я везу домой невесту.

Кажется, меня тошнит. А нет. Не кажется. Надеюсь, мудак отвалит кругленькую сумму за химчистку испачканного салона, потому что я едва ли успеваю сместиться в сторону, прежде чем мой обед с шумом покидает моё тело.

— Твою мать! — кричит он и с силой ударяет по рулю, останавливаясь прямо посреди дороги.

— Извините, Богдан Давыдович, — мне ничуть не жаль, и он это прекрасно читает в моём взгляде. — Меня укачивает, если я перенервничаю.

Думаю, он хочет меня придушить, но сдерживается. Выводит меня на улицу подышать свежим воздухом и вычищает влажными салфетками коврик и обивку сиденья. Его весёлое настроение улетучилось, и я тихо радуюсь этому.

Он морщится, оглядываясь на меня, и хмуро кивает, чтобы я возвращалась. Подсаживает меня, ждёт, пока я пристегнусь, и суёт в руки пакет.

— На тот случай, если тебя снова укачает, — как для идиотки поясняет он.

И стоит ему только тронуться с места, я закрываю глаза и не открываю их всю дорогу.

Когда Тихонов останавливается, я не спешу открывать глаза. Мне интересно, как он поступит. И он не разочаровывает меня. Легко подхватывает на руки и заносит в дом.

Меня мучает любопытство. Хочу осмотреться, но не решаюсь. Мучительно жду следующих действий мужчины.

А он с лёгкостью взбегает по лестнице, открывает дверь и внезапно замирает. Пронзительная тишина почти заставляет меня распахнуть глаза. Я чувствую, как усиливается хватка его рук. На одно крошечное мгновение он напрягается всем телом, выпускает со свистом воздух сквозь сжатые зубы и снова расслабляется.

— Скрылась, — тихо говорит он, и я слышу шорохи со стороны. — Поживее.

В следующее мгновение моя голова касается мягкой подушки, огромные пальцы возятся с замочками босоножек, а потом поверх моего тела ложится пушистый плед.

С сожалением выдыхаю, когда дверь закрывается с тихим скрипом за его спиной, и открываю глаза, осматриваясь.

Очевидно, это хозяйская спальня. Его. Богдана. Сдержанная и холодная. Словно и нежилая вовсе.

Огромная кровать с замысловатыми коваными изголовьем и изножьем по центру комнаты. Зеркальный потолок. Как и две зеркальных противоположных стены. Оставшиеся две выкрашены красивым стильным градиентом: от белого у потолка до чёрного у пола. Большое панорамное окно и дверь, ведущая на балкон. Межкомнатная дверь, за которой скрылся сам хозяин, и ещё две.

Я тихо встаю и на цыпочках подкрадываюсь к первой. За ней — большая полупустая гардеробная. Заглядываю за другую дверь и, ожидаемо, обнаруживаю там уборную.

Я не решаюсь выйти из спальни. Во-первых, мне страшно в чужом доме. Во-вторых, я не хочу видеть его с той «конфеткой», которая должна была ждать этого верзилу в одних трусах. И, в-третьих, я не понимаю, как должна себя вести. То, что у него много пунктиков, я уже поняла. Но он же не ожидает от меня послушания на самом деле?