Им сказали, что. Но они не поверили. Никто не поверил. Говорящий мог толком и не знать, мог сгущать, мог ошибаться…
Не мог.
Сергей вдруг ясно и окончательно осознал, что случилось самое страшное. И что скоро ему придется столкнуться лицом к лицу с правдой, с тем, что он, возможно, не сможет принять.
Выбора не было. Он должен попытаться, обязан быть там.
Командир хлопнул водителя по плечу, выбрался из кабины, и «Урал» тронулся. Мучительно долго и медленно крался по мосту между разломов. Останавливался, щупал полотно фарами. Перебрался под немое стылое «ура» на другую сторону.
Следом перешли спасатели. Сергей шагал последним – за призрачными силуэтами с горбами рюкзаков, за верой и неверием, за ужасным убивающим предчувствием. В русле реки текла черная кровь. Мост молчал, не шевелился, но казалось, сейчас встрепенется и сложится – Сергей ждал, почти хотел этого. Когда-то он уже пытался перейти похожий мост, растрескавшийся и ненадежный, существующий только в его голове, или – как он надеялся – в их с Таней головах, но ничего не получилось.
Мост закончился. Мужики забрались в пассажирский модуль.
– Далеко еще? – спросил Юра у салона.
– Скоро будем.
Сергей упал на спинку кресла и закрыл глаза.
Позади, в ночи остались сотни километров дороги – сначала асфальтовой, затем бесконечно грунтовой, кем только не обруганной вдоль и поперек. Унылые, грязные поселки и рыболовецкие станы проплыли перед опущенными веками, и их навсегда слизал ледяной ветер восточного сахалинского берега.
Сергей почувствовал, когда подъезжали, по изменившемуся ритму машины. По ноющей боли в груди. Открыл глаза и медленно повернулся к окну.
Окончательно и бесповоротно рассвело.
В Нефтегорске он бывал лишь раз – два года назад, когда приехал умолять Таню вернуться с Женькой в Южный. Но у нее там был кто-то, наверное…
Он помнил, что поселок ютился в стороне от дороги, но зданий Сергей не увидел. Равнина лежала громадной пыльно-серой простыней, под которой было спрятано нечто безумно важное, и над равниной стояли темные столбы дыма, висело низкое бесцветное солнце.
И в эту равнину не хотелось, от нее тянуло холодом и болью. Предчувствием горя, от которого нельзя убежать. Команда прозвучала как избавление: «По машинам», – и снова лампочка дрожит под потолком, и небритые скулы соседа, как будто ставшего за эти несколько часов родным. Все мужики словно стали своими, как бывало тогда… когда его ждали, когда он спасал.
– Слышь, – он толкнул в колено задремавшего соседа, – а ты где служил?
Юра приподнял бровь, разлепляя веко, взглянул на Сергея одним неподвижным глазом, бледным, чужим. И снова закрыл, ничего не ответив.
«Не время» – снова пронеслось в голове Сергея, до места ехать совсем ничего, последние минуты отдыха. Под теплый скрежет вахтовки и отеческий рокот старого движка. Последние минуты прежней жизни. Жизни до.
Он тоже закрыл глаза и мгновенно погрузился в теплую дрему. Что бы ни случилось дальше, пусть оно пока там и остается, пусть подождет. Еще успеет его убить. Нет, жизнь не прощает обмана, даже если поверить, что обманул всех, включая себя.
Они прошли в большую палатку, походившую скорее на старый помятый дом из стихотворения Есенина: «Низкий дом без меня ссутулится, старый пес мой…»
Внутри горели желтые лампочки, стрекотал генератор, под ногами, в размокшей земле, лежали доски. Вокруг суетились, бегали, ругались, протягивали какие-то провода, носили коробки. Палатка оказалась меньше и теснее, чем выглядела снаружи. Сергею сделалось душно. Воздух загустел, каждый вдох словно уменьшал свободное пространство, его место для жизни. Будто своими вдохами он отнимал воздух у тех, кто сейчас под завалами. Им нужнее, им каждое движение дается с трудом и может быть последним.
Зачем они толпятся здесь? Почему ничего не делают? Прячутся в этой тесной, мрачной, вонючей тряпке. Он оглянулся. Мужики из вахтовки стояли рядом, из угла с мешками говорил командир. Вид у него был такой, словно он только что вынырнул из тяжелого сна: черные скулы, красные глаза, тревожный взгляд, слипшиеся на лбу волосы. Раскатистый голос его загудел над головами, словно гроза, то пробиваясь сквозь мысли Сергея, то прячась в них, заглушаемый трескотней техники.
Все, что рассказывал майор, Сергей знал, отлично помнил, но инструкция была обязанностью, ритуалом… Это не сель, не затопление, не пожар, не смерч и не цунами – Нефтегорск разрушило землетрясение. Ночью, за семнадцать секунд, полностью. В поселке проживало более трех тысяч жителей, а сейчас вокруг, сколько хватало взгляда, лежали руины. Их рваные края дымились и скрежетали, хрустели под сапогами спасателей и стонали жуткими человеческими голосами.
– …это позволит нам услышать тех, кто еще жив… – пробились в сознание Сергея слова командира. – На это время следует прекратить все действия и сосредоточить внимание на определении источника звуковой информации…