Будь моим Брейшо

— Никогда не опускай глаза. Когда мужчина встречается с тобой взглядом, никогда не отводи свой. — Его взгляд блуждает по мне. — Не будь трусихой, сладкая. Твои глаза, глубокие, обескураживающие... безупречно карие, — это твоя сила, и я собираюсь научить тебя ее использовать.

Не прошло и пяти минут, как я была в машине, впервые в жизни, лишь с одеждой и обувью, что были на мне.

Меро выдал место нахождения Рэйвен и ее матери. То, что Донли Грейвен пытался узнать с тех пор, как ее мать исчезла. И в обмен на это отец отдал ему меня.

Вот так просто я превратилась из никчемной, игнорируемой всеми девочки-призрака в закрытом саду в золотую марионетку, самый ценный, самый дорогой инструмент в чужом мире.

Я была развитой не по годам и выглядела старше своего возраста. В детстве у меня не было возможности играть с другими детьми, хотя я знала, что они существуют. Звуки их смеха эхом отдавались по ту сторону стены. А потом появился мальчик, который осмелился заглянуть за нее. Из-за этого я была слишком зрелой. У меня не было никого, кроме охраны и учителя, но когда мне исполнилось восемь, мне дали телевизор.

Меро, должно быть, видел это в моих глазах в десять лет — ребенка, который никогда не жил как ребенок, девочку, отчаянно жаждущую большего.

Он гордился своей новой "собственностью", и быстро я стала его пешкой. Делала все, что он просил, находила способы обмануть тех, на кого он указывал, пока секреты не полились из уст самых влиятельных людей, которых он мог найти. Люди, занимавшие высокие посты, люди, вынужденные покинуть Брейшо, предатели семьи и настоящие аутсайдеры. Некоторых мы обрабатывали с определенной целью, а некоторых просто ради денег.

У нас были уловки, способы добиться правды. А я всегда хотела дать ему то, что он просил, поэтому была очень изобретательна. Я изучала людей, тренировала себя видеть больше, чем обычные глаза, слышать то, что не было сказано. Это стало игрой, чем-то, на чем можно было сосредоточиться, способом заслужить расположение, которого я так жаждала.

Секреты были моей целью.

Я была шантажисткой.

Только когда я повернулась спиной к человеку, который освободил меня из тюрьмы, хотя я не знала, что живу в ней, моя жизнь изменилась.

Я знаю, что сильная, знаю, что могу справиться с этим местом, но я хочу большего.

Я не могу снова стать маленькой, бесполезной девочкой, которой была когда-то.

Знание, оно дало мне цель, силу.

Ирония в том, что единственная вещь, которая когда-либо давала хоть каплю цвета, стала именно той причиной, по которой мой мир окрасился в серый цвет.

Хранение секретов в таком месте, как это, привело к обратному результату.

У меня нет рычагов давления, кроме лжи.

Я не чувствую гордости, мне стыдно.

Я ненавижу себя сильнее, чем мужчину, который сделал меня такой.

Насколько слабой нужно быть, чтобы стать той, какой тебя требует другой человек?

Здесь я могу быть другой. Не угрозой, а преимуществом.

Я хочу этого, быть полезной.

Стоить чего-то.

Я вздыхаю, облизываю губы, делая глубокий вдох через нос.

Шарканье ног привлекает мое внимание, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть идущего ко мне Роланда, человека, который помог мне спрятаться на виду.

Я никогда не говорила ему, кто я на самом деле, — дочь человека, которого он ненавидел, — только о том, что росла в стенах поместья Грейвен, пока меня не продали.

Я никогда не говорила кому именно.

Роланд сует руки в карманы, смотря на фруктовые сады, раскинувшиеся перед нами.

— Ты не обязана оставаться здесь.

— Нет, я должна.

— Это и твой дом тоже.

Я киваю.

— Будет им.

Небольшая улыбка находит его губы, и он садится рядом.

— Я рад, что ты так чувствуешь.

Облако неопределенности, окружающее меня, должно быть, душит и его, когда он говорит:

— Полагаю, теперь ты понимаешь.

— Значит, все это время Вы знали, что меня произвел на свет Ваш враг, Грейвен, и во мне его грязная кровь? — Я мельком бросаю на него взгляд, а затем быстро отворачиваюсь.

— Признаюсь, я не был уверен, но у меня было предчувствие, даже скорее небольшая надежда, что ты ребенок женщины, которую я пытался освободить.

— Что Вы имеете в виду? — спрашиваю я его. Наши с Марией разговоры всегда были незначительными. Я узнала лишь крупицы истории, но они ни черта не значат, потому что исходили не от тех, кто знает всю правду целиком. — В каком смысле освободить?

— Твоя мать работала горничной у Грейвенов, она была… их собственностью. И Донли выбросил ее, словно мусор, узнав, что она носит девочку, когда все, что ему было нужно — мальчик. Мейбл привела ее ко мне. Я предложил ей дом, безопасное место, чтобы жить и растить ребенка, тебя, когда он родится. К сожалению, у нее не было такого шанса. Думаю, ты знаешь причину…

— Он забрал меня из ее больничной палаты, — пожимаю я плечами. Мне не грустно, просто такова реальность. — Почему Вы позволили ей вернуться в Ваш дом после этого?

Его лоб покрывается складками, и он отводит глаза в сторону.

— Из-за вины, наверное. Я уже и сам не уверен…

— И для Вас было достаточно помочь мне проскользнуть мимо внимания сыновей?