Будь моим Брейшо

Кэптен

— Папочка, смотри!

Проследив за ее пальцем, я замечаю белку в тот момент, когда она взбегает по стволу дерева.

— Вижу, малышка.

Зоуи постукивает маленькой палочкой по корню дерева, затем кладет ее и возвращается ко мне.

— Теперь мы можем пойти домой?

Я разворачиваю ее к себе лицом, и она кладет свои маленькие ручки на мои щеки.

— Ты готова идти домой? Увидеть дедушку, и твоих дядей, Рэйвен. — Мои глаза двигаются между ее. — Рору?

Она улыбается, стискивая мои щеки, пока мои губы не выпячиваются.

— И моего лучшего друга?

У меня вырывается смешок, но с ним появляется и боль в груди.

— Готов, папочка?

Я еще раз окидываю взглядом территорию, и вытаскиваю телефон, проверяя время.

Прошло два часа.

Я слегка трясу головой, и она смеется, оборачивая руки вокруг моей шеи, когда я поднимаю ее и направляюсь к машине.

— Как на счет того, чтобы сходить в кино, а затем поехать домой? — спрашиваю ее. — Звучит весело?

— Да!

Я пристегиваю ее и везу нас в кинотеатр, но когда я паркую внедорожник, глаза Зоуи закрываются.

Только после этого события сегодняшнего вечера настигают меня.

Не знаю, чего я ожидал, на что надеялся.

Это могло быть ложью.

Я провел почти три с половиной года, ненавидя Мэллори.

Во-первых, за то, что уехала и сломала часть меня, которую я не собирался ей отдавать, позже за то, что скрыла от меня дочь, и далее по списку. А когда мне самому уже стало наплевать на нее, я ненавидел ее за нашу дочь.

Как она посмела бросить нашу малышку?

В ту секунду, как она попросила увидеть ее, мои инстинкты кричали мне «нет, блядь, никогда», но парень, которого она оставила позади, был растерян. Он, и отец, которым я теперь являюсь, который не понимает, как она могла уйти, смешались воедино. Миллионы вопросов кружились у меня в голове.

Что если она не хотела бросать меня, но ее заставили?

Что если она никогда не планировала отдавать Зоуи, но чувствовала себя беспомощной?

Что если она сделала то, что сделала, ради нашей малышки?

Если бы был шанс, даже самый маленький, каким бы отцом я был, если бы не попытался принять это, не попытался дать моей дочери мать, которую она заслуживает?

Мою забрали у меня. Я никогда бы не смог отобрать у нее ее мать.

Не то чтобы Мэллори не совершала дерьма, у нее даже не хватило духу сказать мне, что она не придет.

Глубоко вдохнув, я выезжаю с парковки, собираясь направиться домой, но в итоге езжу кругами, кто знает сколько времени.

Мейбл сидит на крыльце, когда я заворачиваю на участок. Увидев меня, она встает и идет к краю подъездной дорожки.

Я притормаживаю, опускаю свое окно, когда она подходит к нему.

— Мисс Мейбл, сегодня холодновато для сидения на крыльце.

Ее глаза наполнены пониманием.

Она ждала меня.

— Тяжелый день, мальчик?

Я опускаю ее на маленький стульчик в ванной и включаю теплую воду, добавив немного пены, чтобы она не капризничала, и помогаю ей забраться внутрь.

Когда я принимаюсь мыть ее волосы, она начинает петь «помой, помой малыша… помой, помой малыша».

Я усмехаюсь, и она тоже улыбается, дуя на мыльный пузырь перед ней.

— Это хорошая песня.

Она зевает, откидывает голову назад и закрывает глаза, чтобы я мог смыть мыло.

— Я буду петь ее своему лучшему другу.

Я обхватываю ее руки, помогая ей встать, и вытягиваю из ванной, завернув в полотенце.

— Думаю, это отличная идея. Рэйвен понравится песня.

Я отношу ее в комнату и помогаю надеть пижаму.

Она хватает маленькую щетку со своего шкафчика и протягивает мне. Я нежно расчесываю ее светлые кудряшки, и каждое движение щетки заставляет мою грудь сжиматься сильнее.

Она может никогда не узнать, от кого ей передались кудряшки, или то, что золотистый блеск в ее волосах не только от меня.

Я перестаю расчесывать и разворачиваю ее, заправляю волосы ей за уши.

— Хочешь взять свою подушку и одеяло и спать в папиной кровати?

Она качает головой, оглядывая свою кровать.

— Мой поезд и мой кролик и другие мои игрушки соскучились по мне, видишь.

На ее кровати, должно быть, около шести плюшевых зверей и ее любимый плюшевый поезд, который заказал для нее Мэддок, когда она только приехала домой.

Я хихикаю.

— Ладно, малышка.

Я целую ее в щечку и встаю, глядя, как она забирается в кровать, подтягиваю одеяло до ее подбородка.

Она тянется, чтобы обхватить мое лицо, так что я наклоняюсь, и мое сердце начинает яростно биться, до боли в груди, когда она трется своим маленьким носом о мой.

Эскимосские поцелуи…

Виктория.

Какого черта я натворил?

Я сглатываю, целую ее в лоб и шепчу на ухо:

— Люблю тебя, Зо.

Она зевает, обняв свой маленький поезд, и закрывает свои глаза. Ее слова доносятся до меня, как раз когда я закрываю дверь.

— Люблю тебя, папочка.

Папочка.

Коим я являюсь, потому что мне дали такую возможность, и не одна девушка, а две.

Я шагаю в свою комнату, но, заметив открытую дверь в комнату Ройса, иду туда.

Мне нужен совет, помощь.

Мне нужны мои чертовы братья.

Мы ничего не скрываем друг от друга, никогда не врем и ничего не делаем за спиной остальных. И я делал все это последние несколько дней.

Они оба были бы в ярости, узнав, что это причина вообще заставила меня задуматься.

Я решаю написать Ройсу, спрашиваю, где он. Он отвечает одним единственным словом.

Ройс: вышел.

Вздохнув, бросаю телефон на пол, и тяну себя за волосы.

Он зол, и я такой козел.

Я проигрываю в голове этот день. Не ожидаемые разочарование или гнев, гложут меня. Жгучее чувство одиночества сжирает меня с новой силой, когда я вспоминаю, как Виктория рассмеялась, когда я признался, что справился с покраской ногтей Зоуи не с первого раза.

Это было так мягко, даже ее глаза улыбались, словно она могла представить это, или хотела бы. Будто она хотела быть там, чтобы увидеть это.

Бьюсь об заклад, она бы снимала это зрелище, вместо того, чтобы вмешиваться и сделать все самой.

Заставляя себя думать о чем-то другом, я мысленно возвращаюсь к долгой поездке со спящей на заднем сидении Зоуи. И только тогда осознаю, что так же катался с Викторией.

Зоуи была дома в безопасности с моей семьей, и моя девочка была в безопасности со мной.

Моя девочка?

Я не могу сделать вдох, когда чувство вины съедает меня за мое предательство, как пир для нечестивых, разрывая мои внутренности и добираясь до нутра, той части меня, к которой я всегда мог прислушаться. Доверять, как меня учили. Но все, что произошло в последнее время, было результатом моего решения.

Мои инстинкты ослепили меня.

Ничто из того, что сделала Виктория, не причинило вреда.

Виктория изменила мой мир, когда оставила те больничные записи, чтобы я нашел их. Потом она пришла в него и меняла его снова и снова, к лучшему, а потом и к худшему. И я был сражен правдой, которая раскрылась после.

Я и сейчас поражен.

Она была преданна мне, даже когда у нее не было для этого причин.

В ту же секунду, как меня пронзает эта мысль, тяжелое чувство отчаянья растекается по моим венам, и мои ноги несут меня.

Что, черт возьми, я натворил?

Она нужна мне.

Ее руки, ее кожа и улыбка, ее взгляд и небольшая дерзость, которую она любит проявлять, когда сопротивляется.

Я хочу, чтобы она сопротивлялась.

Я хочу ее.

Ноги несут меня в ее спальню, и я медленно толкаю деревянную дверь костяшками пальцев.

Лунный свет сегодня немного ярче обычного выглядывает из-за края занавески. Он падает на люстру так, что освещает ее фигуру под одеялом, которое я выбрал для нее, в кровати, которую я собрал для нее, потому что верил, что никто другой не сделает этого правильно.

Ее грудь поднимается, вздымая простыни и предупреждая меня, что она не спит, что она знает, что я стою здесь, в ее дверях.

Когда я подхожу ближе, она переворачивается на спину, покрывало двигается вместе с ней и немного спадает с ее тела.

Сперва я наступаю на ее матрас левым коленом, а затем забираюсь на нее, между ее раскрытых ног, пока моя ладонь не упирается около ее плеча.

Теперь я могу видеть ее лицо.

Она рассматривает меня, в ее глазах нежность, которую я не часто вижу. Но ее слабая улыбка наполнена страданием, и боль рвет мою кожу на куски.

Каждую ночь она ждет меня, ничего не ожидая и принимая то немногое, что я даю. И я отдал намного больше девушке, которая не была нею.

Мои руки начинают с ее ребер, нежно проводят по ее топу и вниз по обнаженным бедрам, пока я не добираюсь до ее колена. Я притягиваю ее к себе, мои глаза закрываются, когда я теснее прижимаюсь между ее ног, и ее тепло сливается с моим.

Опускаю голову, медленно целуя ее вдоль ключицы, и ее грудь раздувается, разжигая огонь в моей собственной.

Я провожу кончиками пальцев снизу вверх по ее руке, до плеча, пока не обхватываю ее шею.

Наклоняю голову, целуя подбородок, и затем уголок ее губ, и замираю на нем.

Ее рваное дыхание заставляет мои веки распахнуться, и наконец ее ладони ложатся на мою грудь.

Я опускаю свой лоб к ее, впитывая то, как она ощущается.

Когда кончики ее пальцев поджимаются, мои руки скользят в ее волосы, и я делаю то, что так чертовски долго хотел.

Я притягиваю ее рот к моему, мои губы опускаются на мягкие гребаные подушки…

— Я соврала, — выдыхает она.

Мои глаза открываются, наши рты соприкасаются.

Ее накрывает саднящая печаль, и, готов поклясться, влажное облако прокрадывается в ее глубокий, гипнотический карий взгляд.

Она убирает руки с моей груди, скользит по руке, пока не обхватывает ту, что в ее волосах.

Мой кулак сжимается, стискивая ее руку, но затем она отводит ее назад, забирая с собой и мою. И холодный жесткий ужас проникает в меня.

Ее глаза избегают моих, всматриваясь в темноту вокруг нас, когда она повторяет шепотом:

— Я соврала… я не хочу притворяться нею.

Лед.

Мое тело превращается в лед, замирает, мать его, замерзает.

Я пытаюсь притянуть ее к себе, но ее рука, лежащая на моей груди, играет роль барьера, отталкивая меня.

Ночной мрак клубится в ее словах, охватывая мое горло, угрожая задушить меня.

— Что… нет. Красавица, нет…

Она качает головой, и затем свет падает так, что я вижу слезу, стекающую по ее щеке. Я взлетаю с матраса, запутываясь в собственных ногах, и едва не падаю на задницу.

Я обхватываю голову руками, и затем пара черных, расшнурованных ботинок появляется в поле моего зрения.

Я поднимаю голову, глядя на брата.

Ройс качает головой, в его глазах злость, но она исчезает в мгновение ока.

Он пришел домой ради меня.

— Ты облажался, брат, — шепчет он.

— Да, — киваю я. — И ты знал.

— Да, — он опускается рядом со мной, вздохнув. — По крайней мере, теперь мы знаем, что ты такой же человек, как все мы.

Я усмехаюсь, и у него вырывается напряженный смешок.

— Хочешь знать кое-что, что заставит тебя почувствовать себя еще более дерьмово? — спрашивает он.

Мои глаза скользят к нему, но он отворачивается, прежде чем продолжить говорить.

— Она смирилась с проигрышем, — произносит он. — Или, черт, она думает, что это случится в любом случае.

Смирилась с проигрышем, проиграв меня кому-то другому.

Рэйвен была права, она серьезна на счет своего места здесь. И она планирует занять его со мной или без меня.

— Что собираешься делать, брат? — спрашивает Ройс.

— Думаю, это зависит от того, что собирается делать она, — говорю ему. — Но, скорее всего, ничего хорошего.

Он бросает на меня взгляд, и я пожимаю плечами.

— Не могу позволить ей отгородиться от меня, не хочу отпускать ее. — Я снова смотрю вперед. — Думаю, я заставлю ее остаться со мной.

— Это вроде как хреново.

— Ага, — киваю я. — Так и есть.

Все хреново.