Будь моим Брейшо

Оцепенение.

Я, блядь, оцепенел. От корней волос до кончиков чертовых пальцев ног я ничего не чувствую, ничего не чувствовал последние три дня.

Единственное время, когда что-то прорывается наружу, это когда я смотрю на свою дочь. И даже тогда это самая поганая, отвратительная эмоция, которая поглощает меня, и, вдобавок ко всему, наименее ожидаемая.

Глубокое, как дно ямы, предательство.

Она понятия не имеет, что я отослал ее подругу, и все же я вижу отражение своей ошибки в ее глазах, хотя не уверен, что совершил ее.

Виктория сама навлекла это на себя. Моя дочь знает ее только потому что Виктория обманом проникла в ее мир, украла то, что малышка никогда не должна была потерять — ее маму. Она пыталась занять место Мэллори.

Виктория говорила, что хочет быть Брейшо, и по большому счету, она была на правильном пути, выбрав для себя два варианта — быть моей или бескорыстным героем. И она преуспела в обоих.

Она пудрила мне мозги снова и снова, и каждый раз я оказывался слабее, чем в предыдущий. Ослепленный нею.

Почему она?

— Кэптен, ты меня слышал?

Я встаю со скамейки, качая головой.

— Я не могу делать это сейчас.

Как только моя рука обхватывает ручку двери моего внедорожника, Мэллори зовет меня по имени, и мне приходится приложить все силы, чтобы обернуться и встретиться с ней лицом к лицу.

— Почему ты уезжаешь? — она измеряет меня взглядом. — Что не так?

Я был в шаге от того, чтобы быть счастливым, а затем объявилась ты и все разрушила.

Я поднимаю руки, позволяя им упасть по бокам.

Ее кожа раскраснелась, глаза слегка сузились.

— Ты влюблен в нее.

Виктория.

Это не ее собачье дело, но я не собираюсь спорить, и ответ только запутает все еще сильнее.

Я сохраняю пустое выражение лица.

— Она солгала мне.

Ее тело слегка качается, небольшая складка пересекает лоб.

— Как и я, и все же ты здесь.

— Мне нужно идти. — Рывком открываю дверь и проскальзываю внутрь.

— Кэптен!

Сдерживая стон, бросаю на нее взгляд через закрытое окно.

Она сжимает зубами нижнюю губу.

— Я увижу тебя завтра, верно? Ты же придешь?

Я коротко киваю, и убираюсь оттуда к чертям.

Я направляюсь прямо домой, но что-то заставляет меня притормозить напротив дома Брей и припарковаться. Я выхожу из машины и сажусь на старые качели позади дома.

Достаю из кармана свой кастет, надеваю на руку и сжимаю кулак.

Идеально сидит.

Мой символ семьи Брейшо.

Моя семья доверила мне принимать правильные решения, встала со мной в один ряд, и я подвел их. Больше одного раза.

Не знаю, как долго я сидел, прежде чем открылась задняя дверь и из нее вышла Мейбл.

Я собрался встать, но она выкрикнула:

— Не вставай, мальчик. Я могу спуститься с этих ступеней без посторонней помощи.

Из меня вырывается короткий смешок, но за ним следует вздох.

Волк выбирает пару раз и на всю жизнь.

Она сидит молча долгую минуту, заговорив, только когда я бросаю на нее взгляд.

— На мой взгляд, это то, где якорь сорвался с цепи, упал в самой глубокой части моря, куда только одному человеку хватило смелости отправиться.

— И тот клей, который ты упомянул. Тот типичный Кэптен прямо здесь, мой заботливый, любящий, глубоко мыслящий мальчик. — Мои глаза снова находят ее глаза, и она слегка улыбается мне. — Тебе больно, ты растерян, из-за девушки, которая не заслуживает страданий мужчины, любящего свою дочь больше всего на свете. Может, она и сделала то, что сделала, но это не отменяет того, что эта девушка подарила тебе самого важного человека в твоем мире. Ты можешь ненавидеть ее, но все равно будешь благодарен, и это разрывает тебя на части. И жаль говорить тебе, мальчик, но это никогда не перестанет разрывать тебя на части. Это подтверждает твое сердце, Кэптен Брейшо. То, что делает тебя самим собой.

Укол боли пробирается в мое застывшее тело, и я приветствую ее.

Я наклоняюсь вперед, уперев локти в бедра.

— Хотел бы я быть так же уверен, как ты, Мейбл. Потому что прямо сейчас все мои мысли говорят мне починить то, что сломано. Но я понятия не имею, с чего начать, и что я должен попытаться исправить в первую очередь.

Она поднимается на ноги и встает напротив меня.

Я поднимаю голову, встречаясь с ее темно-коричневыми глазами.

— Скажи мне вот что, мальчик. Если есть две истекающие кровью души, но нити хватит, чтобы заштопать только одну. Кого ты излечишь?

— Что если ни одна из них этого не заслуживает?

Она кивает.

— Что если я скажу, что одна из двух душ была твоей?

Стенки моей груди расширяются, и я медленно встаю на ноги, возвышаясь над ней.

— Это пришло по почте пару дней назад. Я посчитала это странным, он был в почтовом ящике, но затем я взглянула на оборот.

Я хватаю манильский конверт из ее рук и переворачиваю его.

Рукописная надпись на задней стороне гласит:

Я доверяю тебе, как ты доверился мне.

Только, если она ушла.

— У меня есть предположение, — говорит она, и ничего больше. С ободряющей улыбкой она возвращается обратно в дом Брей.

К счастью, днем отец забрал Зоуи смотреть кино в домике у бассейна, так что я спешу прямо домой и поднимаюсь наверх в свою комнату. Я захлопываю дверь за собой, и распечатываю конверт, высыпая содержимое на одеяло, и затем замираю.

Один сложенный лист бумаги.

Один круглый бриллиант.

Я смотрю на предметы, и мое горло сжимается от сомнений.

Я тяну свои волосы, тру лицо руками, но в итоге не могу, блядь, сделать этого.

Достаю телефон из кармана и жму на цифру три.

Всего один гудок, прежде чем она отвечает.

— Ты нужна мне.

— Я еду.

Телефон падает на пол, и я жду.

Проходит чуть меньше получаса, когда моя дверь распахивается.

Первым входит Мэддок, его глаза пробегаются по комнате, прежде чем остановиться на мне. Тогда он открывает дверь шире, отходя в сторону, так что Рэйвен может протиснуться мимо него.

— Кэп, — бросает она, и дверь закрывается как раз когда она встает передо мной.

До Рэйвен были только я и мои братья, и хотя нас было достаточно друг для друга, мы понимали и слушали, как команда, прикрывали спину другого в любой ситуации, даже если лажали. Добавление Рэйвен в нашу семью было необходимостью, о которой мы не подозревали.

Я могу быть слабым перед своими братьями, и они не станут меня судить. Но есть что-то в том, чтобы иметь женщину, которой можно довериться, что иначе успокаивает нас. Не лучше или больше, просто… по-другому.

— Извини, это заняло время. — Она обнимает меня. — Нам пришлось заскочить на склады, Мэддоку нужно было завезти что-то, но мы сразу запрыгнули обратно во внедорожник и приехали домой.

Я зажмуриваю глаза, она отстраняется, откидывая мою голову назад.

Ее рука проводит по моим волосам.

— Что случилось?

Я дергаю подбородком в сторону кровати.

Она следит за моим взглядом, тут же хмурясь.

— Что это?

— Не смог заставить себя посмотреть.

Ее глаза возвращаются к моим.

Я охренительно напуган, Рэйвен.

Она видит это, понимает, как всегда.

Ее символ семьи Брейшо это нож, и, думаю, теперь я понимаю почему.

Ее лезвие, оно хранит в себе боль.

Она по-настоящему сильная среди нас всех.

Ее руки опускаются, и она отступает назад, двигаясь к матрасу.

Подняв одну ногу, она наполовину садится на край, встречаясь со мной взглядом, и сперва берет конверт. Она читает надпись на нем, прежде чем перевернуть и увидеть сообщение на другой стороне.

Ее грудь вздымается.

— Это про Зоуи, не так ли?

— Думаю, да.

Ее глаза находят меня еще раз, пока она на ощупь хватает тонкий клочок бумаги, другая ее рука тянется ко мне.

Тревога сжимает мои мышцы, и сначала я не двигаюсь.

Рэйвен медленно качает головой, ее подбородок слегка дергается.

— Ну же, Кэп.

Неспешно подхожу к ней, присаживаясь с противоположной стороны, так что мы оказываемся лицо друг к другу. Ее ладонь проскальзывает в мою, пока она держит лист бумаги между нами.

Мы смотрим одновременно.

Кэптен,

Если это в твоих руках, моей дочери нет с тобой.

Это значит, что она выросла такой, как я надеялась, такой, как однажды обещал мне твой отец, несмотря на ужасную жизнь, которой она жила, и крошечный шанс, что дал ей мир.

Возможно, ты знаешь, если она вообще позволила себе открыться, что она видела темнейшие части этого мира, но в таком свете, которого тогда не понимала. Может, это и сформировало ее, ее способность заглядывать за пределы очевидного, прямо в чью-то душу.

У меня никогда не было шанса заслужить ее любовь, и, если ты читаешь это, уже никогда не будет, но не поэтому я пишу тебе это письмо.

Я пишу, чтобы дать тебе подарок, подарок, который я украла.

Он не принадлежит мне, чтобы отдавать его, у меня нет права, но он был сделан для тебя, так что у меня нет никаких сомнений.

Надеюсь, это принесет облегчение твоей душе, подарит тебе спокойствие и освободит от вины, которую ты хранишь в сердце.

Зоуи дала мне это, она исправила все, что было сломлено внутри меня, и хотя я знаю, что ее пребывание под моей опекой, когда она должна была быть с тобой, заставляло тебя страдать, я благодарна за время, проведенное с ней.

Хотелось бы мне видеть, как она растет, но у судьбы на меня другие планы, и только прекрасные, светлые на нее. И на тебя.

Если ты гадаешь, знает ли моя дочь об этом письме, то ответ — нет.

Наши глаза встречаются, и слезы в ее глазах заставляют меня сглотнуть.

Она тянется к большому, фальшивому бриллианту, и, когда она вертит его пальцами, ее большой палец нажимает на край, и с другой стороны выскакивает флеш-накопитель.

Мы оба замираем.

— Кэп…

Я выхватываю его из ее рук, переворачиваю, обнаруживая на дне плоский серебристый разъем.

Рэйвен вскакивает, ищет на моем телевизоре способ подключить его, но понятия не имеет, что делать дальше.

Я встаю, немного отодвигаю его от стены и вставляю флешку в слот сзади, и экран тут же загорается ярко-голубым светом.

Задержав дыхание, беру пульт, и смотрю на Рэйвен.

Внезапно она ложится на живот рядом с Мэллори. Когда она это делает, Мэллори разворачивается, ее тело появляется в кадре в полный рост.

Ее живот круглый и…

Мои ребра сжимаются, все мое тело стягивает узлом.

Зоуи.

Мои глаза взлетают к животику Рэйвен и обратно к экрану.

Это. Это то, как выглядела моя дочь, пока росла в безопасности внутри ее матери.

Рука Рэйвен сжимает мою, и мы смотрим, как Виктория вытягивает что-то из-за спины.

Книга.

Она открывает ее где-то посередине, ее длинные светлые волосы спадают с плеча и закрывают ее лицо от камеры. В этот момент я думаю, как бы мне хотелось откинуть их, как мне нужно видеть ее губы, когда с них слетают слова. Ее рука влетает в кадр, делая именно это.

Виктория поднимает взгляд, и в ее глазах я вижу боль, страх, которые отражаются в моей груди.

Чего ты боялась?

Она быстро поднимается с матраса, камера выключается как раз, когда Мэллори зовет ее по имени.

Включается следующее видео, затем еще одно, на каждом из них Мэллори, и ее растущий живот.

На следующем ветер раздувает волосы Мэллори, пока она стоит перед цветочной клумбой.

Наверное, она услышала что-то, чего не слышу я, потому что она поворачивается, хмуро глядя в камеру.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает ее Виктория.

Плечи Мэллори опускаются.

— Словно кто-то играет в футбол в моем животе.

Рэйвен хихикает, ее свободна рука двигается на ее собственном животике, и Мэддок придвигается ближе к ее спине.

— Это раздражает, — говорит Мэллори Виктории.

Рэйвен говорит те же слова, что вырываются у Виктории, одновременно с ней.

— Ничего подобного.

Мэллори закатывает глаза и подходит ближе к экрану.

Она тянется рукой, и затем камера падает, но не отключается. Кадр обрезан, показывая вид только половины их тел.

Она хватает Викторию за запястье и кладет ее руку на свой выпуклый живот.

Виктория, кажется, замирает, но потом она расслабляется, и медленными, нежными движениями она раскрывает ладонь шире.

Проходят секунды, и затем следует ее воздушный смех, и мой пульспереходит в дикий бег, бьется сильнее.

— Баскетбол, — шепчет она.

Мы были в ее мыслях уже тогда.

Я был в ее мыслях.

Отец ребенка, за ростом которого она наблюдала, парень, которого она не знала, и с кем у нее не было причин связываться.

Но она делала это для невинной маленькой жизни под ее ладонью.

Видео переключается на следующее, и я вскакиваю на ноги, подходя ближе к экрану телевизора.

Больница…

Вот дерьмо.

Плач Мэллори наполняет комнату.

— Я не могу этого сделать. Я не хочу. — У нее вырывается судорожное дыхание. — Я должна была сделать аборт, как и собиралась, пока ты не вытащила меня из кабинета и уговорила на это.

Нет…

Клянусь, мои ребра трескаются одно за другим.

— Нет, не должна была, и я не останавливала тебя. Я предложила другой путь, и да, ты сможешь, просто… дыши, — говорит ей Виктория.

— Убери эту дурацкую камеру от моего лица, — резко бросает Мэллори.

— Не могу. Это не для тебя.

Внезапно крик Мэллори становится громче, и мое сердце начинает грохотать в груди, разбивая последний слой льда, образовавшегося за последние дни.

Слезы катятся по ее лицу, и она отчаянно сучит ногами под накрывающим ее одеялом.

— Ох, блин, — хрипит Рэйвен, но я не в силах посмотреть на нее.

Мои глаза приклеены к телевизору.

— Еще совсем немножко, — шепчет Виктория.

Дыхание Мэллори начинает выравниваться, ее глаза смотрят прямо в камеру.

— Мне больно, — плачет она.

Мгновение все колеблется, и затем камеру ставят.

Когда Виктория не отвечает, Мэллори говорит ей:

— Ты считаешь, я совершаю ошибку.

— Я здесь не для того, чтобы судить тебя.

— Но у тебя есть мнение.

Виктория проскальзывает ей за спину, собирая ее волосы, и начинает заплетать их.

— Только ты можешь знать, готова ты стать мамой или нет. Это твое решение, и, если ты не готова, и уверена в этом, тогда…

Виктория вздыхает, ее руки падают по бокам.

— Но это жалко, и неправильно, когда есть отец. Кто-то, кто может хотеть и любить ее всем сердцем, и ты не хочешь дать ему шанс.

Мэллори оглядывается через плечо, встречаясь с глазами Виктории.

— Он убьет меня.

— И твоя жизнь важнее жизни твоего ребенка?

— Я не хочу быть матерью, и не хочу никаких напоминаний об этом возле себя. Ты сказала, что если я останусь в этом чертовом месте, рожу этого ребенка, ты будешь держать ее подальше от меня, скроешь ее, и освободишь меня. Что я смогу продолжить жить своей жизнью, словно этого никогда не случалось, и для меня это гораздо важнее.

Клянусь, глаза Виктории наполнились слезами, услышав грязные слова Мэллори, но она сморгнула их.

Ты лживая стерва.

Моя грудь сжимается, пульс стучит в висках, когда она готовится что-то сказать, но лицо Мэллори корчится, и она кричит как раз когда входит доктор.

Женщина приподнимает одеяло с ног Мэллори и смотрит на нее с улыбкой.

— Время пришло, — говорит она.

Мэллори задыхается, качает головой, и, как только я успеваю подумать об этом, мои слова озвучивают.

— Ты сможешь, — шепчет Виктория.

— Ладно, Мэллори, — говорит доктор. — Время тужиться.

Мое сердце стучит, как ненормальное, неконтролируемые эмоции берут верх и крадут воздух из моих легких, когда я становлюсь прямо перед телевизором.

Виктория держит ее за руку, когда Мэллори кричит и плачет, тужась, и затем я слышу ее.

Медсестра возвращается в кадр несколько мучительно медленных минут спустя. В ее руках, плотно укутанная в крошечный кокон бирюзового и розового, в маленькой полосатой шапочке на голове, плачет моя малышка. От этого звука мое сердце, черт возьми, поет.

Женщина наклоняется, готовясь передать крошку матери, и мои ребра болят, когда Мэллори отвергает ее, закрыв глаза и отвернувшись.

Ее улыбка нежная и немного печальная. Она проводит костяшками пальцев вдоль щечки моей дочери.

—

Блядь, я…

— Смотри, ЗоЗо.

Моя голова подскакивает вверх, когда начинается следующее видео, но Виктория не может быть той, кто его снял.

Зоуи сидит у Виктории на коленях, слюни стекают с ее губ, пока она жует свои маленькие пальчики.

Зоуи хихикает, и улыбка Виктории становится шире.

— Ты знаешь его, да? —

Прежде чем что-либо еще было сказано на камеру, Виктория оборачивается, хмуро глядя на, кто бы это ни был, и экран становится черным.

Путь моей дочери до рождения, ее первый вдох в этом мире, первый шаг, и кто знает, что еще есть на тех видео, чем еще она может поделиться со мной.

Виктория дала моей жизни смысл.

А я даже не дал ей шанса.

Мэллори направила пистолет, а я нажал на курок, вот так просто.

Слепо.

И что сделала она?

Мои глаза снова падают на пульт, так что я беру его и жму «плей», быстро проматывая несколько клипов, которые позже буду пересматривать на повторе, пока не нахожу место, чтобы остановиться.

Виктория сидит на коричневом замшевом диване, Зоуи прижалась к ее боку, укутанная маленьким одеялом, пока они спят.

Вот они.

Моя малышка.

Мои девочки.

Мои спящие красавицы.

Жар нарастает у меня в животе, и я отбрасываю пульт на пол, бросаюсь к двери и распахиваю ее.

Я замираю в дверном проеме, где Мэддок, Рэйвен и Ройс все еще стоят и ждут меня.

Ройс кивает подбородком.

— Теперь мы найдем ее?

— Теперь мы найдем ее.