Будь ножом моим

То была не ты, Мириам. Не ты и не твоя мать. Благодарю тебя за это грандиозное усилие. Благодарю за то, что ради меня ты снова пережила ту кошмарную неделю с ней, одна, без отца, который защитил и оградил бы тебя от нее. Я знаю, как тяжело далось тебе это возвращение. Я был с тобой в течение всех этих бесконечных ночей, в двуспальной кровати пансиона. Ты плакала, свернувшись калачиком на одной стороне кровати, а она молчала на другой, не в состоянии даже руку протянуть, чтобы тебя погладить.

Хоть ты ничего не говорила об этом, я знаю, что ты взяла меня с собой в ту последнюю ночь, в ту единственную за много лет минуту, когда над вами разверзлись небеса. Меня вновь поразило, что в столь юном возрасте в тебе нашлось столько мудрости и великодушия. Как ты поняла, насколько она несчастна и унижена своей же собственной просьбой: «Когда папа спросит…» Сколько сил потребовалось тебе, чтобы протянуть ей руку сквозь горы тьмы и сказать: «Пойдем, мама».

Вновь и вновь прокручиваю перед глазами эту пленку. Вы с ней идете вечером под руку по пустынной улице (только сейчас до меня дошло – эта рука, беременность, паралич, ее правая рука), испуганные неожиданно возникшей близостью, взволнованные и безмолвные, сближаясь и тут же отдаляясь, и содрогаясь всем телом.

Больше всего меня тронуло то, что, несмотря на захлестнувшую тебя бурю чувств, ты в своем письме не забыла, что для меня были важны именно слова молодой, «современной» (которых она, возможно, и не произносила вовсе).

Но нет. Тебе бы хватило одного взгляда на меня, чтобы понять, откуда я шел в ту минуту и насколько я потерян. Только объясни мне, никак не могу взять в толк – что за ребенком я был?

Ощущаю ужасный мрак внутри себя сейчас…

Я.

22.9

Ты, случайно, не смотрела сегодня телевизор?

Шла одна передача, и я подумал, что она будто снята специально для тебя. Одна из тех, которые ты любишь. И еще она напомнила мне мои «бесконечные и ясные морские просторы». Показывали племя, которое живет на острове в Тихом океане. Все имена существительные в их языке делятся не на мужские и женские, а на «те, что берутся из воздуха», и «те, что берутся из воды».

(И я придумал еще один остров с «тем, что происходит от Яира» и с «тем, что происходит от Мириам».)

24.9

Стоит слегка покрутить калейдоскоп, и вся картинка меняется, но какой же силой нужно обладать для этого крошечного вращения!

Твое письмо пришло в сложный и нервный день. Страшные, полные безысходности новости в сочетании с неясным унынием у меня внутри. Каждый, кто проходил рядом, злил меня. В середине дня я бросил все дела и помчался на почту, в надежде, чтобы там оказалось письмо от тебя. Как ты сказала про свою влюбленность в Амоса – «солнце мое исцелилось».

Так что, теперь выходит, это не ты спасла меня там, на улице, в ту ночь, а наоборот – я тебя? Как? Что мог я тебе дать тогда, в моем несчастном состоянии…

Как тебе это удается? Ты несешь в мир свою благодать с такой деликатностью, с такими особыми словами. Я перечитываю твое письмо вновь и вновь, ощущая, как волна внутри меня почти разбивает меня на части. Видимо, я уже совсем позабыл, не осмеливаясь напомнить даже самому себе, что сила похоти, сила вожделения, сила, которая так сильно преломилась во мне, что привела к проститутке, – это необязательно извращенная или постыдная сила. Ты права, это страсть и пыл, творение и жизнь…

Ты спустилась в мою яму Иосифа, вертишь ее, как калейдоскоп, – десять фраз, не больше. И вот твое крохотное мгновение позора уже трепещет в моей ладони. Ты сжимаешь мои пальцы над ним и произносишь: сохрани. И вдруг это ты, а не я, проявляешь слабость, предаешь саму себя на той улице. Это ты согласилась не знать, что именно на той неделе он, красавчик Александр, снова приедет в Израиль, и позволила родителям ловко увезти себя из города, подкупив неделей каникул в Иерусалиме…

Ладно, я понимаю, должно быть, для тебя это был большой соблазн – первые в жизни каникулы в настоящей гостинице с мамой, только с мамой и с надеждой, что между вами произойдет что-то хорошее.

Быть может, ты, как обычно, чересчур строга к себе (ну во что могла вылиться эта связь между тобой и Александром). Но, прочитав об омерзении, захлестнувшем тебя, когда ты позволила себе осознать, по какой цене продала свою страсть, и как страстно ты желала, чтобы эта сделка состоялась, – я решил, что теперь-то можно всерьез подумать о «дружбе» между той девочкой, которой ты была, и тем мальчиком, которым был я.

Если бы от меня потребовалось выбрать одно из всех твоих писем, я бы выбрал то, что ты приписала там, внизу, ту маленькую зарисовку из слов о том, как мы прошли один мимо другой по улице, словно брат и сестра, шагая в двух колоннах военнопленных, и как ты издалека набиралась от меня этой силой, силой вожделения, будто запасаясь провизией на дорогу, на всю оставшуюся жизнь. И именно благодаря этой силе я показался тебе «красивым мальчиком».

Яир

Не пугайся этого пятнышка (не слишком аппетитно, но иногда счастье брызжет кровью из носа).

25.9

Мириам, мне приснился сон…