Будь проклята страсть

Фиакр подкатил к тротуару. Ги сел и назвал адрес Золя. Сунул руку в карман. Да, рукопись на месте. За три дня между приступами головных болей он набросал рассказ начерно, потом неустанно дорабатывал его, вспоминая все уроки Флобера, ощущая необычайную пульсацию жизни в персонажах. Они были яркими, колоритными, из плоти и крови, неподвластными его воле. Ги не навязывал им тех или иных поступков; он, казалось, извлёк их из какого-то другого измерения, где они всегда находились. Закончил рассказ Ги в восхищении от той силы, которую обрёл.

Гостиная Золя была ярко освещена. Все остальные уже сидели там в приподнятом настроении. Вечерний костюм его, в котором он приехал от Фоконье, был встречен громкими замечаниями.

   — Господи, и этот принарядился. Вы с Сеаром на одну колодку!

   — Они, можно сказать, члены правительства, вы что, не знали?

Хозяин учтиво приветствовал Ги и предложил гостям перейти в кабинет. Все решили, что открывать сборник должен рассказ Золя.

   — Остальные места разыграем по жребию, — предложил Энник. Его поддержали и принялись тащить номера из шляпы. Ги достался первый, это означало, что его рассказ будет помещён вторым в сборнике.

   — Везунчик.

   — В таком случае читать я буду последним, — сказал Ги.

Рассказ Золя назывался «Осада мельницы»; он с выражением прочёл его и удостоился аплодисментов. Потом читал Сеар, за ним Энник и Алексис. Разрумянившийся Золя держался доброжелательно; постоянно протирал маленькое пенсне, которое носил уже полтора года. Рассказ Гюисманса «С мешком за плечами» понравился ему, притом читал Гиюсманс хорошо. Наконец настал черёд Ги.

   — Начинай, Ги де Вальмон.

Он усмехнулся:

   — Нет. На сей раз автор Ги де Мопассан.

   — Как называется рассказ?

   — «Пышка».

Ги оглядел собравшихся. Кроме той единственной поэмы никто из них не читал написанного им — тех тысяч, десятков тысяч слов, над которыми он бился все эти годы.

И начал читать. «Несколько дней подряд через город проходили остатки разбитой армии. Это было не войско, а беспорядочные орды...»[86]

Слушателям явственно представлялись холодные дни, храп лошадей, холмистая нормандская равнина под снегом. Пышка, маленькая пухлая проститутка, и руанские буржуа, месье Карре-Ламандон, граф Юбер де Бревиль с графиней, месье Корнюде, демократ, пугало всех почтенных людей, и прусский офицер; «Торговая гостиница» в Тоте. Рассказ был полон беспощадной иронии, и в то же время в нём были горький трогательный юмор, печаль и красота.

Ги дошёл до конца. «Тогда Корнюде стал насвистывать «Марсельезу»... Ехали теперь быстрее, так как снег стал более плотным; и до самого Дьеппа, в течение долгих, унылых часов пути и нескончаемой тряски по ухабистой дороге в вечерних сумерках, а затем в глубоких потёмках, он с ожесточённым упорством продолжал свой мстительный однообразный свист, принуждая усталых и раздражённых спутников следить за песнею от начала до конца, припоминать соответствующие слова и сопровождать ими каждый такт.

А Пышка всё плакала, и порою между двумя строфами, во тьме прорывались рыдания, которых она не могла сдержать».

Ги умолк. Никто не проронил ни слова. Он оглядел слушателей. Все они смотрели на него. Потом дружно поднялись.

   — Господи, — послышались восклицания, — вот это да!

   — Шедевр.

   — Мопассан, как тебе это удалось?

   — Самый лучший рассказ.

   — Жаль, что написал его не я. Пышка.

Книга вышла весной, когда на улицах цвели каштаны. Через неделю «Пышка» и Ги стали предметом разговоров и насмешек в салонах. Через две — восторгом Бульвара. Через три — увлечением жриц любви, потаскух из Фоли-Бержер, девиц с улицы Клозель. Казалось, все лодочники, смотритель шлюзов, девицы с барж на Сене читали «Пышку» и приветственно окликали Ги. Люди улыбались ему на улицах Монмартра, в кафе на Бульваре. Выходило одно издание за другим. К маю о Мопассане говорили больше, чем о любом парижском писателе. Принцесса Матильда устроила обед в честь того, что он стал полноправным членом её круга знаменитостей.

Флобер, неутомимый художник, наиболее взыскательный и бескомпромиссный мастер, писал из Круассе: «Я считаю «Пышку» шедевром. Эта маленькая повесть останется в литературе, поверь мне. Девица очаровательна...» Буржуазные критики, как и следовало ожидать, отнеслись к рассказу сурово. Грозный Альбер Вольф из «Фигаро» раскритиковал пятерых молодых людей и вынес вердикт: «Вечера» ниже всякой критики. За исключением рассказа Золя, все прочее крайне посредственно». Никакого результата это не возымело — книги в магазинах, в киосках, на лотках шли нарасхват.