Будь со мной честен

Когда он ушел, я долго прислушивалась к звукам рояля и в конце концов узнала тему из «Огненных колесниц». Интересно, его Фрэнк попросил это выучить? Я никогда не смотрела эту картину с Фрэнком и могла только представить, в какой восторг он пришел от одежды эпохи джаза.

Порой на Ксандера можно рассчитывать, только не надо возводить это в привычку. После нашей первой вылазки в стиле «Три мушкетера прогуливают уроки» он вновь исчез. Не оставив ни открытки, ни записки, ничего. На этот раз Фрэнк не слишком расстроился – будто и не заметил. Думаю, он так обрадовался освобождению от школы, что все остальное не имело значения. А я, надеясь, что Ксандер больше не исчезнет, просто обманывала себя.

Наши с Фрэнком блуждания по Лос-Анджелесу в те короткие зимние дни напоминали безмятежное прошлое лето – до появления Ксандера. Я опять носилась за Фрэнком по музеям и галереям. Мы ездили на маленький муниципальный аэродром и искали желтый биплан. Бродили по свежему песку на утренней детской площадке. Как-то раз даже поехали на пляж. Фрэнк закатал белые яхтенные чиносы, как у Тони Кертиса, и шагнул в серый прибой. Он долго стоял в воде с сосредоточенным выражением лица.

– Пойдем, Фрэнк, – сказала наконец я. – Сейчас темнеет в час пик, и я не хочу застрять в пробке.

– Подожди, я занят.

– Интересно, чем?

– Провожу эксперимент.

– Хочешь выяснить, сколько можешь простоять в холодной воде, пока у тебя не отвалятся пальцы?

– Нет. Я очень сильно думаю о Пауле. Я хочу узнать, сможет ли сила моей мысли, подкрепленная природным электричеством, присутствующим в соленой воде, и внутренней энергией прилива, обеспечить связь между моим и ее мозгом.

– Гм… Интересно. Думаю, может сработать. А как ты узнаешь, получилось или нет?

Фрэнк посмотрел на меня с жалостью: как можно быть такой тупой?

– Я услышу в голове ее голос, и она ответит на мой вопрос.

– Уверена, что Паула по тебе скучает, – сказала я.

– Знаю. Я спрашивал не об этом. Я попросил Паулу назвать ее любимый мюзикл пятидесятых годов компании «Уорнер Бразерс». Мы часто вместе обедали, а об этом так и не поговорили.

Я открыла для себя, что прогулки по городу с ребенком школьного возраста во время уроков – приключение не для слабонервных. Особенно если ты сама никогда не прогуливала уроки, да еще с таким заметным ребенком, как Фрэнк. Мне задавали вопросы. Пришлось запастись ответами.

Если я видела, что собеседник по-настоящему интересуется, то останавливалась на родительском собрании или походе к врачу. Экзотические религиозные праздники требовали предварительной сверки с календарем. Когда я замечала, что людям интереснее рассматривать Фрэнка, чем слушать мой ответ, то несла всякую чушь: «перебои с электричеством», «вспышка кори», «пожар в каньоне», «койоты на детской площадке».

Приходилось отвечать и на такие вопросы, которые задавала в свое время я сама. «Он иностранец?» «Вы едете на киносъемку?» И, конечно же, «Он всегда так одевается?» Теперь я все чаще склонялась к версии Мими: «В некотором роде». Я не знала, как объяснить Фрэнка несколькими словами.

Однажды после обеда, примерно через неделю после начала нашего дезертирства, я остановилась за углом, не доезжая до дома, чтобы Фрэнк мог переодеться на заднем сиденье в костюм «простого калифорнийского школьника». Я стояла на обочине, отвернувшись от машины. На дорожке показалась светловолосая молодая женщина. Она вела за руку маленького мальчика, а в другой держала картонную коробку. На первый взгляд самая обычная картина, только не для Бель-Эйр. В нашем районе никто не ходит пешком, тем более в такое время суток.

– Добрый день, – сказала я, когда незнакомка поравнялась со мной.

Я так внимательно ее рассматривала, что практически не разглядела ребенка. Меня удивила даже не ее красота, а то, что она казалась знакомой.

Женщина с улыбкой ответила на приветствие и пошла дальше. Я изучала свои ногти, пока она не дошла до середины квартала, а затем вновь подняла голову. Такая рваная стрижка могла быть сделана у дорогого мастера либо самостоятельно над кухонной раковиной, а на шее виднелась татуировка. У меня в голове что-то щелкнуло. Это, случайно, не «просто знакомая» с фотографии Ксандера? Я ругала себя, что не рассмотрела лицо.

Когда Фрэнк переоделся, мы свернули на свою улицу и подъехали к воротам. Девушка стояла перед калиткой, точно дожидаясь, когда ее впустят. Ребенок сидел в тенечке под стеной. Я подъехала ближе и опустила стекло. Незнакомка повернулась и одарила меня ослепительной улыбкой.

– Что вам нужно? – спросила я.

– А, вы здесь живете? Если бы знала, отдала бы вам коробку прямо на дороге.

– А что в ней?

– Кое-что для Фрэнка. От Ксандера. Не открывать до дня рождения. Ксандер не хотел отправлять почтой.

Фрэнк высунулся в окно и тянул руки.

– Сядь, Фрэнк, – сказала я. – Лучше давайте мне.

– Конечно.

Она протянула мне коробку, подошла к мальчику и взяла его за руку.

– Пойдем, Алек, не то опоздаем на автобус.

Я ни разу не видела детских фотографий Ксандера, но после одного взгляда на лицо Алека необходимость в этом отпала.

21