Будь здоров

Мне очень понравилась мантия, которую я впервые в жизни надел, собираясь на лекцию. Во-первых, она явно была очень прочной и не стесняющей движения. Ненавижу тесную одежду, способную, вдобавок к неудобству, ещё и лопнуть по швам в самый неподходящий момент. До сих пор без содрогания не могу вспоминать, как, безупречно выполнив поклон красавице дочери заезжего графа, в качестве завершающего аккорда услышал треск своих лопнувших штанов. Но главное, и красотка была не глухая и вовсе не дура. Она всё поняла и с трудом сдерживала смех, а я, помидорно-красный, с застывшим на лице оскалом, сменившим любезную улыбку, выцеливая свежей прорехой двери, не спеша попятился к выходу. Точнее, просто вылетел из зала, тренируясь на роль рака — беглеца из кастрюли. Да завались оно за бочки, чтобы я ещё раз надел на себя что-нибудь тесное! К счастью, мантия меня вполне устраивала в этом отношении. И ещё. Лекари — люди очень понимающие. Карманов, карманчиков и кармашков было просто немерено. И явных, и тайных. Само собой, я сразу догадался об их назначении: в один загрузил пару-тройку… с полмешочка орехов, в другой — несколько сухариков, в третий — пару огурчиков, а в четвёртый кармашек пришлось запихнуть коробочку с кристаллами-книгами. Очень уж не хотелось всё время таскать её в руках.

Короче говоря, без пяти минут девять мы с Сеном торжественно вошли в аудиторию факультета лекарского дела, или лекфака, как по-простому называли его ветераны протирки студенческой скамьи. Аудитория для занятий в отличие от лекционной представляла собой помещение гораздо меньших размеров, в котором двадцать пять кресел стояли, образуя почти полный круг, замкнутый кафедрой с небольшим столиком и приставленным к нему креслом преподавателя. Левый поручень студенческого кресла был несколько длиннее правого, и к нему крепилась небольшая горизонтальная панель. Ни грифельных, ни меловых досок, ни стендов для демонстрационных материалов я не увидел, только часы над кафедрой, той же формы, что и в общежитии. Очень скоро мы убедились, что этого и не требовалось. Преподаватель в центре пустого круга из кресел формировал нужную иллюзию, вращая её так, что всё было видно в деталях и подробностях. Почти все места в аудитории были уже заполнены самыми дисциплинированными студентами. Только в первом ряду по центру, прямо напротив кафедры, ещё оставалось несколько, два из которых заняли мы с Сеном.

Ровно в девять ноль-ноль в аудиторию вошёл уже знакомый мне старичок-испытатель. Знакомо вскарабкался на кафедру, откашлялся, провёл по бороденке сначала левой, потом правой рукой и тихо заговорил. Впоследствии мы быстро привыкли к этой его манере начинать свой монолог. Таким своеобразным способом он настраивал себя и предупреждал нас о начале занятия.

— Позвольте представиться, господа студенты, я — декан факультета лекарского дела лекарь Лиллениан ано Мартози…

В аудиторию просочились опоздавшие и торопливо заняли оставшиеся места. Старичок недовольно поморщился:

— Господа студенты, хочу вас уведомить, что на мои занятия входить в аудиторию после меня запрещается.

Далее он поздравил нас с вступлением в славную семью студентов и наставников лекфака, рассказал о традициях и знаменитых лекарях — выпускниках факультета. Угрожал карами за лень и нарушение дисциплины как на факультете, так и в общежитии. Обрадовал сложностью и трудностью обучения, оптимистично заметив, что это нас закалит и мы все преодолеем, но не все. Закончил организационно-поздравительную часть предложением не стесняться по ходу занятий прерывать его вопросами, если что-то будет непонятно, ибо не понятое вначале не позволит усвоить материал в дальнейшем.