– Ну-с, я вижу, тянет служба, не дает, как грится, там на гражданке покоя, зовет обратно. Понимаю. Тут, как грится, порядок, а у вас там… Эх, куда мир катится? Остается лишь этот островок цвета хаки. Ведь только здесь и отдыхаешь, как грится, душой. А за зеленым нашим забором… Да что там говорить, – вздохнул печально полковник и покачал головой. – Вот, что значит строем не ходить. Лично у меня высовывать нос за КПП давно уже нет желания, признаюсь вам, парни. В этот, как грится, хаос ваш, уж извините. Да-с…Что, товарища с собой привели?
– Так точно, хочу образцовую часть показать.
– Это правильно… Очень, очень правильно… Правильное место нашли. Гм… А вдруг шпион? – то ли юмора ради, то ли на всякий случай спросил полковник и, хитро прищурив глаза, оглядел меня с ног до головы.
– Да нет, товарищ полковник, я за ним с детства наблюдаю. Наш человек.
– Ну что ж, как грится, придется поверить. Поверить-проверить… Ха-ха-ха. Посторонних-потусторонних. Стихотворение прямо получается. Надо запомнить и записать потом как-нибудь. Впрочем, куда не надо, у нас посторонних и не допустят. Часовые наши – ой-ой-ой: бдят и днем, и ночью. Они, по секрету вам скажу, и меня, как грится, уложат наземь, а то и пристрелят – прямо насмерть, ежели моя старая голова пароль позабудет. Так-то вот оно. Короче, не советую. Погуляйте-ка пока по территории, полюбуйтесь на работы наших художников-оформителей, в казармы зайдите, в клуб. Вот, гляньте, – предложил полковник оценить вид из окна. – Чистота и порядок, спички, как грится, обгорелой не найдете на дорожках. Вон хлопцы к параду готовятся, маршируют-то как.
Действительно вид был безупречен – ровные дорожки симметрично рассекали ухоженную территорию части с газонами, клумбами, кустами и деревьями. Везде, где только можно, торчали или висели расписанные художниками картины и транспаранты с призывами защищать родину, соблюдать дисциплину, повышать свою боевую сноровку, быть бдительным и не болтать. Видны были спортивны площадки с турниками и прочими гимнастическими снарядами, а также полосой препятствия.
– Так, – продолжил полковник, – время раннее, до обеда подождать придется, но советую все-таки дождаться и в столовую непременно наведаться, дежурные там вас накормят. А пока, как грится, чайку – прошу садиться.
В кабинете была и другая мебель, в том числе небольшой столик в уголочке, за который мы уселись. Полковник подошел к пульту, нажал на какую-то кнопку и попросил секретаршу принести чаю. Вошла с подносом в руках перикисьводородная блондфрейтор с весьма пышными формами, в том числе и военной формой на этом самом теле, если таковую можно назвать военной. Я чуть было не присвистнул. У меня много было приятелей по детдому, ставших офицерами. Многое они рассказывали о службе. Своих секретарш командиры частей нередко возят из части в часть, куда их Родина направляет по службе. Иногда эти пышные дамы-секретарши умудряются дружить и ходить под ручку с наивными женами своих начальников-командиров. Юбочка блондинки была, правда, чуть выше середины коленной чашечки, но в остальном – строгость соблюдена, и вообще весь туалет был нормального уставного цвета – картофельной ботвы. Ну, а бюст… Вроде об этом в уставе никаких конкретных нормативов не указано. Да, еще туфли на высоком каблуке – возможно, это легкое отклонение от уставных требований, но, как правило, инспектора с большими звездами на погонах на это смотрят сквозь пальцы и достаточно снисходительно.
Мы уселись за стол, на котором дымился чай в тонких с подстаканниками стаканах. К чаю блондинка принесла нам печенье, а затем, развернувшись на 180 градусов, удалилась, обратив наше внимание на то, что уставные правила, касающиеся формы одежды, требуют доработки, ибо не учитывают всех видов телосложения военнослужащих, в особенности женщин-солдат. Надо ли, к примеру, учитывать право военнослужащих женщин на беременность, и как это должно отразиться на их форме одежды? Впрочем, это проблема того мира.
– Вот вы считаете нас, советских военных, недалекими, грубыми и неотесанными, – начал, отхлебнув из своего стакана, полковник. – Мол, куда им до тех, дореволюционных офицеров, что танцевали мазурку и кадриль на уездных балах, сводя, как грится, с ума провинциальных дам.
– Ни в коем случае, товарищ полковник, – возмутился Толик и от негодования встрепенулись его крылья. – Наши офицерские кадры – это золотой фонд советской интеллигенции. Ни больше, ни меньше.