Будь здоров, жмурик

Я шел по беловатой, слегка извилистой и гладкой дорожке. На миг вспомнился разбитый асфальт и грязь дорог той жизни. Какой-то герой Толиного сказочного представления катил по дорожке большое деревянное колесо от телеги. Он вежливо поздоровался со мной на ходу, сняв свободной рукой шляпу. Где-то впереди замаячили слепые в лохмотьях с поводырем. Они шли неизвестно куда, держась друг за дружку, как дети из советского детсада, вышедшие с воспитателем на прогулку в город. Ну, прямо Тиль Уленшпигель какой-то. Впрочем, может это были не слепые, а прокаженные. Да, много интересного и неожиданного можно встретить в раю. Неподалеку в поле женщины орудовали серпами, вязали снопы, а где-то дальше виднелись полосы виноградника, уходящие к вершине зеленого холма. Крестьяне в широкополых шляпах срывали черные грозди и бросали в большие корзины, висящие у них за спинами. Там же рядом готовились приступить к своим обязанностям виноделы. Я почему-то четко видел все это издалека, будто был рядом. Скрипели колеса кибиток, мычали ленивые волы, какая-то дичь пугливо перебегала дорогу. И птиц, простых и экзотических, было много повсюду – пролетали мимо, сидели на ветвях оливковых деревьев, клевали что-то на этой райской земле. Даже павлины прогуливались по сторонам, демонстрируя свои яркие, как картинка детского калейдоскопа, хвосты. И никакого повторения картины, ни одного похожего друг на друга мгновения. Я останавливался около крестьянских хижин с соломенными крышами, просил у хозяев молока – пил его жадно из кувшина, и белые струи стекали по моим щекам. Крестьяне с все теми же огромными корзинами на плечах и за спинами, проходя мимо, охотно дарили мне целые грозди сладкого и сочного винограда. Кто-то, погонявший навьюченного двумя бочонками и мешками ослика, бросил мне бутылку деревенского красного вина, подмигнув и рассмеявшись. Она легко поймалась на лету. А потом я устроился в тени старого оливкового дерева, пил вино из темной бутылки и слушал свирель пастушки, что с двумя верными псами пасла на зеленом холме своих овец. Я знал, что никогда вся эта сказка не надоест, никогда не наступит время скуки. Даже если оставаться только в этом одном месте у Толика в гостях. И никакого угрызения совести от безделья. А ведь сколько всего я еще не видел и не испытал. Жажда узнать и увидеть снова проснулась во мне. Но вдруг… Вдруг появилась и прошла мимо босая женщина с кувшином на плече. Свернув с дороги на узкую тропинку, ведущую к реке, она обернулась и на лице ее мелькнула добрая улыбка. Я невольно остановился и стал провожать ее взглядом. Женщина была похожа на Любу и на мою мать, которую я не знал и не мог помнить. (Может быть будущую мать?) К спине ее платком был привязан спящий малыш. И я почувствовал себя этим ребенком, ощутил в себе его сладкий и спокойный сон, даримый теплом и близостью матери, ее любовью. Случайный это был или кем-то придуманный и посланный мне светлый миг?

Я продолжил свой путь, очарованный этим видением. Не дойдя до домика Толи, свернул к реке и неподалеку от водяной мельницы увидел его, сидящего с удочкой.

– Привет, Толя, – поздоровался я, подойдя ближе.

– Тише ты, рыбу спугнешь.

– Ну, извини, брат. Что, много наловил? – поинтересовался я теперь уже почти шепотом.

– Да ну, мелочь одна, тьфу – коту разве что. Вот, полюбуйся, – показал Толя свой скромный улов.

– Это в раю-то и не клюет? – удивился я.

– А ты думаешь, рыбак будет счастлив, если лишить его волшебного чувства ожидания, полной надежды тишины, созерцания поплавка и речной глади, всего этого покоя и равновесия, даже маленьких временных неудач? Это что б он еле успевал дергать удочку? Тьфу. Нет уж, скажет он, увольте. Чай не в рыбколхозе, где план надо выполнять, сетями ловить. Тут другое.

– Ты что, даже динамитом не пытался ловить? Здесь же нет милиции и инспекторов всяких, – пошутил я.

– Да, сразу видно, что ты не рыбак, – вздохнул Толя и тут же насторожился. – Тише, опять клюнуло, вроде что-то приличное намечается. Оп, попалась, подружка! Ну-ка, бери сачок, помогай ее взять. Только б не упустить эту бестию.

Вдвоем мы как-то грамотно и элегантно выворотили на берег приличных размеров судака. Оказывается, это была не она, а он – почему-то кажется, что все судаки мужского пола. Впрочем, может быть, и она. Судачиха, что ли? На лице Толика засветилось счастливая и довольная улыбка.

– Сейчас ушицы наварим, обалдеешь, – пропел он радостным голосом, потирая руки. – И мелочь эту тоже подбросим в котел для навару.

Судак, между тем, сам собой, без насилия, успокоился и из живой (как бы) рыбы превратился в тупо лежащий ингредиент будущей ухи, не вызвав в наших душах ни жалости, ни так называемых угрызений совести. Впрочем, в раю нет потребности в этой фигне и так в любом случае. Это мы как раз жмурики – убивай, не убивай. А судак – это так. О, рифма!