Будь здоров, жмурик

Амурчик тревожно заметался по купе, но сумел вылететь прочь. Толик, как всегда, вздохнул, покачал головой и пробормотал:

– Вот, мать-чудородица, ну прямо никак без этих.

– Не бойтесь, не проспали, – успокоила проводница. – И не слушайте хулиганов. Вам, господа, выходить на следующей станции.

Я хотел было слезть вниз со своего спального места, но Толик вдруг сказал:

– Подожди, Константиныч… Ты вот что… Ты ведь давеча решил по-своему. Вернуться хочешь. В детство – нормальное с папой и мамой, с игрушками, подарками, с волшебным Новым Годом и дедом Морозом. Да, давеча, пожалуй, ты был прав в своих сомнениях. Надо, надо прожить такую жизнь. А потом – да. Рай будет раем со своим собственным райским уголком, волшебным, неповторимым.

– Я как раз хотел об этом посоветоваться. Но, кажется, это касается меня одного. Да, я и сам это понял, в чем суть моих сомнений, поэтому решил вернуться и попробовать прожить другую жизнь. Только что во сне, если это сон, я созрел окончательно. Но что мне, Толя, для этого нужно сделать? Может быть под Запорожец броситься?

– Нет, тут, брат, Запорожцем уже не обойтись, надо, как Анну Каренину, под поезд тебя столкнуть или лучше бульдозером. Ладно, не пугайся, шутка… Убивать тебя на этот раз не придется. Видишь ли, курьерский этот и вся хрень вагонная – это неспроста. Это все для тебя так назрело. Короче, я сойду на следующей станции, а ты – ты останешься. Лежи себе спокойно, слушай стук колес. Поезд поедет дальше и въедет в тоннель… Вот, собственно и все.

– Так просто?

– А здесь все просто. Не то, что там. Я ж говорил – трусы не надо стирать, носки не воняют.

– Понимаю… Только вот что… Могу ли я попросить тебя об одной важной услуге?

– Валяй, чего уж там.

– Если я появлюсь там, в том мире, не мог бы ты стать моим ангелом-хранителем?

– Гм… Вот чего придумал. А что я буду за это иметь?

– Ну, когда я снова здесь появлюсь, я притащу с собой американские сигареты и нашу родную сгущенку, целых две банки. Или три. Подходит?

– Три? Ну… Ладно, годидзе. Договорились.

Мы выпили на посашок наливки и молча обнялись, когда поезд начал замедлять ход. У меня в руке осталось маленькое белое перышко. Толик опустил окно купе вниз, оглянулся, кивнул мне головой и, словно ныряльщик, вылетел из вагона, не напрягая конечностей и даже крыльями толком не взмахнув. Я, глядя на этот прыжок, вспомнил земное притяжение. Там пришлось бы присесть и собрать все силы, чтобы так оторваться от земли и, красиво описав дугу, нырнуть в заданное место (как правило – в воду). На станции были почему-то одни херувимчики. Странно. Их было много, кто-то летал кругами, иные играли в какие-то игры, сидя на платформе или кувыркаясь. Некоторые были с инструментами и стояли рядком наготове, кого-то ждали. Ах вот кого – Толю. Прямо как школа или детский сад. Возможно ли, что Толик был их учителем или воспитателем, поэтому и вел себя так строго с нерадивыми? А, ладно, следующий раз узнаем. Кстати, подумал я, а вдруг будущую свою жизнь я как-то не так проживу, неправильно, нагрешу. Что тогда? Снова в ад? Адская жизнь на земле? Нет, Толик поможет, он обещал, не даст свернуть с правильного пути. Будет птичек посылать.

Херувимчики заиграли «Прощание славянки». Такой музыкой обычно провожают. Это меня, что ли? Странно звучала знакомая мелодия на этих маленьких, словно игрушечные, инструментах, знакомых по библейским картинкам с изображением ангелочков. Поезд тронулся. Тут я только обратил внимание, что Толя махает оркестру, словно дирижер военного оркестра. Не переставая дирижировать рукой, он, еще раз обернувшись мельком, помахал мне левым крылом, ибо руки были заняты, и тихонько сказал:

– Ну, чо, будь здоров, жмурик ты наш несостоявшийся.

Я уже привык, что слышу при желании даже шепот на непривычно далеком расстоянии и поэтому услышал. В ответ я тихонько кивнул. Толя уже повернулся к оркестру, но тоже чуть заметно кивнул – в раю можно видеть не только глазами.

Вернувшись на свое спальное место и приняв горизонтальное положение, я задумался. Налетели грусть, и печаль, но они были какими-то светлыми и безболезненными, пока еще райскими. За окном купе все еще мелькали неописуемые красоты потустороннего мира. Думал, как много и как мало я успел увидеть здесь в бесконечном раю. Надо было узнать и получить ответы на множество вопросов, которые крутились в моей фантомной голове, а я этого не сделал, поступил как-то по-земному беспечно и нерационально. Правильно ли я решил – вернуться? Или может быть, кто-нибудь подсказал мне сделать именно так? И Люба здесь вовсе непричем?