Будь Жегорт

Мне приснилось, что за мной пришла чужая женщина с двумя каэнбэшниками. Каченка плакала, а Пепа сказал им: «Она никуда не пойдет, повторяю, никуда». Тогда они ушли. А утром я отправилась в школу. И как раз во время физкультуры они пришли за мной снова. Пани учительнице Колачковой они сказали, что я все время криво застегиваю пальто, что не доедаю до конца в столовой, что у меня слишком много всяких фамилий, что я укусила Здену и еще Ленку Краткую и что кровь у меня можно брать только из головы.

Пани учительница покачала головой: «Я даже не знаю, как быть». Потом передумала и сказала: «Хелена, сделай мах!» У меня как всегда не получилось, и тогда она говорит: «Не расстраивайся, Хелена, вот тебе эскимо!» И меня уводят. Не знаю, чем все закончилось, Пепа меня разбудил, и настало утро.

Только прежде чем идти умываться и завтракать, я схватила пани Нюйоркову за волосы и выбросила ее из окна. Пускай ее заберет какой-нибудь социальный работник. Или пускай она умрет, мне все равно.

По пути в школу я увидела пани Нюйоркову. Она не разбилась на куски, как я думала, у нее была только вывернута рука. Она была вся мокрая и в грязи, потому что упала как раз на грядку. Ее глупые моргающие глаза были открыты, и она лежала там голая, потому что, прежде чем ее выбросить, я сняла с нее всю одежду. Я хотела ее оставить для других кукол. Шел дождь, было холодно, и мне стало ее жалко, хоть я и не люблю ее. Так что я взяла ее с собой, вся испачкалась, и все смеялись надо мной, что я ношу с собой в школу игрушки, как первоклашка.

С тех пор пани Нюйоркова не говорит, но это не страшно, она и так умела говорить только какое-то «ал-бахала-хантала», и все равно ее никто не понимал. И моргающие глаза уже не моргают, а просто все время открыты, даже когда она спит.

Каченка уезжала в Прагу на три дня, на очередной суд с театром. Пепичека мы отвезли к закопской бабушке и остались с Пепой одни. Но перед тем как Каченка уехала, я рассказала ей о том письме Фрайштайна. Я не знала, нужно или не нужно это делать, и боялась, что́ она скажет, но еще больше я боялась социального работника, так что в общем я показала ей письмо по пути на станцию, когда мы с Пепой ее провожали. Каченка выхватила у меня письмо так быстро, что оторвала от него кусок. Когда она его прочитала, то закурила и сказала, что разберется с бабушкой, когда вернется. И еще что я не должна ничего бояться. Она даже не кричала, но это было хуже, чем если бы она кричала. Я сразу это поняла.

Когда Каченка уехала, мы с Пепой не пошли домой, а пошли в кино на фильм «Великолепная семерка». Нам очень понравилось.

«Видишь, можно справиться и с тем, кто сильнее, только нельзя быть хлюпиком», – сказал Пепа. Потом он рассказывал мне, что если бы мы жили в Праге, то по пути из кино мы бы купили на Вацлавской площади колбасок. У таких колбасок с каждого конца по четыре маленькие запеченные ножки, все хрустящие, вкусно пахнущие и из них течет сок, но это ничего, даже если ешь руками, потому что вместе с колбаской дают бумажный поднос и салфетку. А еще горчицу, ее Пепа очень любит.

Мы бы ели колбаски и смотрели, как темнеет и как на Вацлавской площади загораются витрины и цветные надписи, которые называются «неоны». Я такие знаю, у нас в Ничине есть одна – «ОТЕЛЬ УРАН». А потом бы мы покатались по ездящим ступеням, просто так, вниз и сразу наверх, а домой бы поехали на трамвае, потому что Прага большая, не везде дойдешь пешком и мало ли где бы мы жили. Пепа всегда жил на Виноградах, туда мы бы, наверное, добрались своим ходом. Если бы не пошел дождь.

Но дождь пошел, и мы были в Ничине, где нет трамваев, и нет ездящих ступеней, и колбасок тоже нет. Так что мы просто отправились домой, сразу промокли, и дома Пепа сделал чай с лимоном и гренки с чесноком. Потом мы смотрели футбол. То есть Пепа смотрел, мне футбол не нравится, так что я просто сидела в той же комнате и рисовала.

Вечером, когда я пошла спать, мне стало грустно без Каченки и Пепичека, а еще из-за того письма, я о нем опять вспомнила. Стыдно было признаваться в этом Пепе, я не хотела, чтобы он считал меня хлюпиком. А Пепа пришел сам и рассказал мне два смешных фильма, в которых играют актеры Восковец и Верих и которые никогда по телевизору не показывают, потому что они про старую жизнь.

Ну, например, Восковец с Верихом были бедные, намного беднее, чем когда Каченка с Пепой говорят, что мы бедные. У них не было денег даже на гренки с чесноком, не то что на легкие в сливках, и им все время хотелось есть, как мне сладкого, а денег ну совсем не было. Тогда они пошли в ресторан, чтобы хотя бы понюхать, как пахнут всякие вкусности. Там они заметили одного пана, у которого на столе был запеченный до хрустящей корочки ароматный гусь, и им очень захотелось съесть этого гуся. Может, это был и не ресторан, потому что там все стояли, а в ресторане ведь сидят, но это не важно. Так что они подошли к тому пану и нарочно стали говорить:

– Вы слышали, уважаемый, что натворила эта гусиная чума?

– Нет, уважаемые, не слышал.