Будапешт как повод

В свадебном лимузине, медленно катившем к Александровскому саду, мы перекинулись парой как бы ничего не значащих фраз. Я продолжал присматриваться. Медсестричка, оказывается, была тут не одна – амбал под два метра ростом всюду за нею таскался. Тем удивительнее было почувствовать, что она со своей стороны тоже «прощупывает» меня, время от времени бросая сквозь очки оценивающие взгляды. В садовом гроте, испещрённом пафосными надписями, мы перешли на «ты». Я решил просто не замечать сопровождавшего нас хмурого амбала, от которого, разумеется, не укрылся наш интерес друг к другу. На смотровой площадке Воробьёвых гор мы с ней уже танцевали. В банкетном зале Дома культуры МВД, куда праздничный кортеж с трудом дотащился во второй половине дня, я оттёр амбала плечом. Выпивка расслабила; приглашения на танец следовали с опасной частотой, и оба мы чувствовали (это было легко заметить по отчаянному блеску в её глазах), как события уже сами собой закрутились. Правда, выпив ещё, я вдруг обнаружил, что меня больше привлекает длинноногая раскованная девица лет тридцати, сигнализирующая мне о своём интересе совершенно недвусмысленно. С ней мы довольно непристойно протанцевали медляк: я – в рубашке навыпуск, она – прижавшись ко мне бёдрами и обвив мою шею руками. Впрочем, это оказалось даже на руку – амбал, почти дошедший до кипения, чуть поостыл. Наутро, проспавшись, я понял, что нельзя терять времени – Даша (так звали мою медсестричку) могла в любой момент уплыть в сети своего кавалера. Ещё на свадьбе я выяснил у Лёши, что она почти уже собралась замуж.

Точная последовательность дальнейших событий за давностью изгладилась в моей памяти. Помню, как мы шли вчетвером по вечерней улице – Лёша, его жена, Даша и я, – и могу только предположить, что случилось это через несколько дней после свадьбы. Даша, обходя лужу, поднялась на бордюр, а я, как рыцарь, подал ей руку. И уже не отпускал её.

Наш роман развивался стремительно. После койки в общежитии МГУ, где я бурно ссорился, мирился и кувыркался со своей прежней пассией, мягкий раскладной диван в Дашиной комнате казался мне почти библейским раем. Она жила через две улицы от меня, с родителями, но их я, по вполне понятной причине, застал дома не сразу. Вы, наверное, ждёте от меня постельных сцен. Что-нибудь о том, где, в каких позах и как часто. Что ж, это понятно и правильно. К тому же робость моя прошла вместе с молодостью, и теперь, как говорят некоторые, я превратился в циника. Но вынужден вас разочаровать: я, может, и хотел бы, да никак не могу вспомнить, какова была Даша в постели. Пытаюсь вызвать в памяти картинку её тела, и – ничего, то есть не то чтобы абсолютно, а так, ничего особенного. Ну, имелся небольшой животик, впоследствии увеличившийся вовсе не из-за беременности. Однажды я сказал ей в шутку, что разведусь, если вес её зашкалит за семьдесят кэгэ. Так оно и случилось. Но я забегаю вперёд слишком далеко.

Единственное, четко запомнившееся событие той поры – наша встреча перед Новым годом. Мы договорились, что я зайду за Дашей на её работу, где ещё ни разу не был. А до того я решил осуществить давнюю свою мечту – попариться в бане. На дворе было, между прочим, тридцать первое декабря. Смекаете? И точно, попарился я в Донских банях так, что едва нашёл дорогу в родные края – с трудом добрался до Савеловского вокзала, на площади перед ним впервые сел в маршрутную «газель» (они незадолго перед тем появились в Москве) и добрался до улицы Вучетича, к больнице № 50. А дальше начались поиски, затруднённые опьянением. Сотовых телефонов в пользовании у простого люда тогда ещё не имелось, созвониться нельзя. На трезвую голову я сообразил бы порасспросить кого-нибудь из врачей. Но не в моём полузверином состоянии. Итак, я решил действовать самостоятельно. Увы, это было не лучшее решение! Часа два блуждал я по этажам больницы и петлял между корпусами. Наконец просто повезло: Даша, которой надоело ждать меня, сама вышла на улицу. Хорошо, что я в тот момент оказался поблизости и заметил её. Говорить почти не мог, только глупо улыбался. Опьянение и не думало проходить. Полегчало только ближе к полуночи.