Будда

Да и по поводу чего было конфликтовать с Гаутамой Буддой тогдашним правителям? Новое учение провозглашало праведной ту жизнь, в которой человек возвышается добродетелью и терпением. И одновременно в нем утверждалось, что возмущение против существующих порядков приводит людей к деградации и падению. А разве история не подтвердила его правоту? Вот почему поддержка самого Первоучителя и его идей со стороны властей предержащих была постоянна, а после его ухода из земной жизни они превратили основателя буддизма в культовую фигуру и приписали ему почти божественное происхождение. Недаром ведь социальный статус Гаутамы Будды как сына правителя небольшой олигархической республики в агиографической о нем литературе со временем был невероятно завышен — перед нами предстает, если судить по количеству слуг, сотрапезников и наложниц, великолепию жилища и ошеломляющему богатству, даже не царский сын, а сын могущественного императора. Сказочный Восток сопровождает нас практически во всех его жизнеописаниях.

Часть третья ЖИЗНЬ НАПЕРЕГОНКИ С ВЕЧНОСТЬЮ

Глава первая КТО ГОЛОДЕН, ТОТ И ХОЛОДЕН

О райском местечке Урувилве, которое стало адом для Сиддхартхи Гаутамы, о пяти аскетах, примкнувших к нему непонятно зачем, о смертельной диете, укрепляющей волю и разрушающей тело, а также о том, чем все это закончилось, и о пересмотре Гаутамой Буддой смыслового содержания ведического понятия «тапас»

Сиддхартха Гаутама покинул Удраку Рамапутру и несколько дней, не торопясь, шагал по неоскудевающей земле Магадхи, останавливаясь лишь на ночлег. Он шел, не зная определенно, какое место выберет для своих аскетических подвигов. Пройдя местность Гайю, он оказался неподалеку от местности Урувилвы. Точнее, между Гайей и Урувилвой он уперся в холм Дансири около деревни пастухов Сананигама. Время было благодатное — сентябрь. Только что закончились проливные дожди. Урувилва относилась к владениям главнокомандующего армией царя Бимбисары. Местность ему сразу понравилась своей естественной красотой, созданной природным ландшафтом. Холмы определяли рельеф местности. Особенно выделялся холм с крутыми склонами, местами заросший щетиной кустарников, а кое-где деревьями. Ближе к вершине виднелся зев пещеры. В эту пещеру он в тот же день заселился.

Неподалеку от подножия холма располагалась тенистая роща с огромными деревьями. А за ближайшей деревней начинался вековой лес, идущий чуть ли не до Урувилвы и даже дальше. Горная речушка под названием Неранджара, текущая меж высокими берегами, добавляла лирический настрой в эту романтическую картину, каждое утро снова и снова возникающую перед его глазами. Река была неглубокая и чистая. Но купание в ней его расслабляло и настраивало на ненужные мысли.

Это была индийская глубинка со своеобразным укладом жизни. Месяца три Сиддхартха оставался совершенно один, питаясь кореньями, орехами и некоторыми травами в соответствии с рекомендациями Бхаргавы. Он наивно полагал, что избавление от лишнего веса сделает его легче и ему будет намного проще взмыть над землей, заполнив освободившееся от плоти пространство внутренним жаром, который к тому же высушит его всего, как поленницу попавших под тропический ливень дров.

Сиддхартха позднее отрегулировал свою аскезу, избрав в качестве стратегии ее каждодневное нарастающее усиление — от щадящей до смертельно суровой. Времени у него впереди было вдоволь, поэтому сначала он особенно не разгонялся.

Вокруг него кипела крестьянская жизнь, деревушки шли одна за другой до самой Урувилвы. Жизнь в ашрамах Арады Каламы и Удраки Рамапутры научила его достойно просить милостыню. Добывая себе пищу таким путем, он быстро свел знакомство со многими деревенскими жителями. Однако с самого начала исключил из рациона рыбу, мясо, перебродившие жидкости, кипяток и местную простоквашу дахи. Чтобы упорядочить свое питание и не заскучать от однообразия диеты, он придумывал всякие комбинации. Вот что он рассказывал позднее своему ученику Шарипутре: «Я ел пищу только из одного дома — и только один кусок оттуда. Или я ел пищу только из двух домов, и только два куска из них; или же я ел из семи домов, и из каждого дома только по одному куску. Я питался из одной лишь чашки, или только из двух чашек, или только из семи чашек одновременно. Я принимал пищу только раз в день, или раз в два дня, или раз в семь дней. Так я жил, предавшись практике упорядоченного питания с установленными перерывами — даже до полумесяца»[298].