Будда, боги, люди и демоны

Увы, ланкийское общество не оригинально в том смысле, что в ситуациях общественного напряжения (чаще всего — социально–экономической природы), в политической борьбе нередко здесь, как и в других социумах, используются религиозные, и — шире — культурные символы. А затем легко уже все переворачивается с ног на голову: создается впечатление, будто в противоречие вступили религиозные воззрения, догматы веры, принципы культуры. К сожалению, в таких случаях обязательно бывают и провокаторы, и обманутые, и заблуждающиеся. Все это ярко проявилось в трагическом этническом конфликте последних десятилетий в Шри Ланке.

Сингальско–тамильская конфронтация стала фокусом сложной этносоциальной ситуации, но раскол происходил и внутри этносов: имел место терроризм экстремистов против отдельных людей и групп собственной нации, а также кровавые столкновения между представителями разных конфессий, принадлежащих к одной этнической общности. Призывы к гражданскому миру и согласию со стороны трезвых политиков, а также религиозных деятелей и местных ученых не всегда еще достигают цели.

А между тем следует отметить, что в целом в ланкийском обществе традиционно высока культура общения, ценятся обходительность, мягкость обращения, доброжелательность. Это относится и к семейному кругу, и к сфере внешних связей семьи и человека. Удивительная приветливость местных жителей отмечалась многими путешественниками, посетившими эту страну. Действительно, улыбка, внимание к собеседнику, готовность оказать услугу другому — это обычная этикетная норма. При этом чем выше социальный ранг человека, тем больше он культивирует в себе (и проявляет для других) — мягкость, незлобливость, доброту. Все это входит в понятие воспитанности. Грубость, насилие считаются проявлением низменной души и заранее допускаются как возможные формы поведения только для социальных «низов». К проявлениям плохого воспитания относят не только несоблюдение иерархии, этикета, но даже неумение держаться бодро, жизнерадостно; дефектами поведенческой культуры считают проявление нетерпения, торопливости, нервозности в контактах, прямое давление в отношениях, даже в разговоре.

Так что при нормальном течении жизни общение в ланкийском обществе достаточно приятно, и я это остро ощутила в свою первую поездку (в моем дневнике даже имеются записи про «мой мильон улыбок»). Когда я снова попала в Шри Ланку через восемь лет (а уже в 1983 г. сингальско–тамильский конфликт принял ожесточенные формы), я очень боялась, что увижу у людей другие лица. Однако нет — остались и приветливость, и вежливость; только, может быть, улыбки потеряли оттенок прежнего простодушия, да полицейские и военные (чем выше по чину, тем больше), дежурившие на улицах и в подъездах учреждений, возле важных общественных зданий и т. д., временами старались совсем изгнать их со своих лиц. И все же вспоминаю одну из своих одиноких прогулок по городу (честно говоря, их было немного, обычно я предпочитала, чтобы мне кто–нибудь сопутствовал): по приезде, в один из первых же дней, задумав познакомиться с ближайшими окрестностями и добросовестно сообщив об этом дежурному администратору (на всякий случай), я вышла из своего уютного гест–хауса совсем налегке, практически с одним фотоаппаратом в руках, и пошла себе по длинной, тихой, затененной высокими деревьями улице. На земле Шри Ланки, где всегда пышная зелень и в любое время года цветут какие–нибудь кусты и деревья, почти всякий уголок красив, как в парке. В городе тоже. И, конечно, я и в этот раз фотографировала многое подряд: и забавлявшие меня тумбы почтовых ящиков, и вход в ближайший буддийский храм (точнее сказать, центр медитаций, как я выяснила позже, побывав и внутри), и любимые мои деревья аралии с огромными белыми цветками, и уютно задрапировавшиеся буйной растительностью особняки… Как вдруг возле одного из них, на другой стороне улицы, заметила двух охранников в форме и с автоматами (как я потом узнала, улица находилась в престижном районе, и там были некоторые резиденции важных лиц). Признаюсь, я слегка вздрогнула и смущенно закрыла футляр фотоаппарата. Но они спокойно наблюдали за мной, не проявляя никакой враждебности, и я пошла дальше. Так дошла я до конца улицы, где снова увидела двух вооруженных людей, и они с интересом смотрели на мой фотоаппарат. Но теперь мы стояли ближе друг к другу, и я различила в выражении их лиц простое, обычное для многих ланкийцев желание — сфотографироваться. Я соответствующее предложение сделала, они его живо приняли, тут же «сгруппировались» в тени дерева, и снимок получился — на память мне, потому что адресами мы, естественно, не обменивались. Снимок, к сожалению, темноватый, потому что в ланкийском климате у людей обычно не возникает желания лишний раз подставить себя под лучи солнца, а в вопросах освещенности при фотосъемках многие еще не разбираются.