Я родился в Нячанге, приморском курортном городе Южного Вьетнама, славящемся своими пляжами, красотами подводного мира и прибрежными островами. В детстве мы вместе с братьями и сёстрами каждое утро ходили на пляж и плавали в тёплых водах Тихого океана до рассвета, который начинался около 6 утра. Затем мы вместе шли домой, завтракали и отправлялись в школу. Наша жизнь была безмятежной – на первый взгляд. Однако в стране бушевала война, и наш покой таил в себе насилие; оно было повсюду, не только в перестрелках враждующих сторон. В школе мы играли в войну, дрались, чтобы доказать свою силу. Для нас это была лишь игра. Я никогда не знал настоящей мирной жизни во Вьетнаме, даже в своём идиллическом доме на берегу океана в Нячанге.
В 1975 г. произошло объединение Северного и Южного Вьетнама. Война закончилась, но страх не уходил. Страх – неизменное следствие войны, а в нашем случае каждая из сторон ожидала возмездия другой. В 1979 г. моя семья покинула страну. Мне было одиннадцать лет, и я не понимал, почему мы уезжаем.
Мы без приключений добрались до Гонконга, там нас держали вместе с тысячами других беженцев в огромном ангаре, где было лишь одно небольшое окно. Там царила антисанитария, и люди умирали от излечимых болезней. Я слышал, как взрослые говорили: «Свобода дорого стоит», но не понимал, что они имеют в виду. Однажды мне разрешили посидеть у маленького окна, и оттуда я увидел девочку, которая шла в школу. Мне захотелось ходить в школу, как она. Таково было моё простое представление о свободе.
Спустя год ожидания нам разрешили переселиться в Голландию. Я стал ходить в школу, но не ощутил, что свободен. Я дрался с одноклассниками-голландцами, чтобы доказать им, что сильнее всех. Мне думалось, они боятся меня, пока однажды один приятный мальчишка моих лет не сказал: «Нам не нужно драться, Кыонг, мы друзья». Его слова как громом поразили меня. «Мы друзья», – прежде я не знал дружбы и с трудом представлял, что это такое. Впервые я ощутил разницу между войной и миром.
Однажды я сказал своему учителю: «Мистер ван дер Стерре, вы слишком добрый. Мы вас не боимся». Я хотел сказать, что он плохой учитель. Он тут же ответил: «Кыонг, почему вы должны меня бояться? Мы друзья». И снова я оказался безоружен.
В 1987 г. моя мать услышала, что в Голландию приезжает дзен-буддийский учитель Тхить Нят Хань, чтобы провести медитационный ретрит, и спросила, не хочу ли я поучаствовать в нём вместе с ней. Когда я увидел Тхить Нят Ханя, атмосфера его личности глубоко затронула меня. Никогда прежде я не видел миролюбивого вьетнамца. Я был одним из самых молодых участников ретрита; наша группа состояла из двадцати пяти вьетнамских беженцев, и я заметил, что люди старшего возраста пребывают в состоянии гнева и разочарования. Тхить Нят Хань, безусловно, обрёл покой. Мы с матерью нуждались в авторитете, и он завоевал наше доверие. Я обрёл в нём старшего брата, который мог показать мне, куда идти. Мать заметила мою реакцию и сказала: «Тхить Нят Хань – твой учитель».
Он учил нас осознанно дышать, ходить так, будто мы целуем землю стопами, «излучать покой» в каждый миг своего присутствия. Целую неделю я выполнял подобные практики и вернулся домой другим человеком. Я продолжал упражняться так, как он учил, – днём и ночью, я дышал и улыбался, – и моя мать стала проявлять недовольство. Во Вьетнаме только монахи занимаются медитацией, поэтому она сказала мне: «Кыонг, ты же не монах!». Её слова стали для меня поворотными. Я хотел стать монахом, как Тхить Нят Хань. Я хотел излучать покой.
Я получил диплом специалиста по информатике в 1992 г., однако не стал устраиваться на работу ради денег, а решил лучше узнать свою культуру и самого себя. Я отправился в Лейденский университет и поступил на факультет востоковедения. В сентябре того года Тхить Нят Хань снова приезжал в Голландию на другой ретрит, а месяцем позже я сел на поезд и пое хал во Францию, чтобы посетить «Сливовую деревню» – общину практикующих медитацию, которую он основал. Там я увидел мирный Вьетнам в миниатюре. Жители общины – монахи, монахини и миряне, вьетнамцы и люди со всего света – излучали покой и счастье. Тхить Нят Ханя они называли Тхэй (