Будем квиты

У меня отличные родители, научившие меня ценить все заработанное, но сейчас я хочу казаться хладнокровным и равнодушным засранцем.

- Какая разница, - откидываю голову назад, вспоминая ее глаза.

Ее глаза цвета молочного шоколада. То, как они светятся, когда она улыбается.

- Ну да, действительно, - хмыкает Эмили, рассеивая воспоминания об Агнес, - ты ведь сегодня крутой, явился в этой кожаной куртке, приехал на мотоцикле погибшего друга…

Эмили понижает голос, говоря о «черном монстре» с инициалами Майкла вместо привычных номеров: «M.V.». Я езжу на нем редко, в основное время мотоцикл стоит в гараже, ждет, когда его заведут, чтобы проехаться на нем по набережной вдоль океана и ощутить вкус свободы. Когда сажусь на него, провожу ладонями по обивке сидения, рулю, сжимаю в ладони ключ, чувствую сближение с Майклом больше обычного. Но это ощущение вызывает столько эмоций и слез, что я весьма не часто седлаю его «IronHorse ».

Не нужно было, кстати, рассказывать историю этого «железного коня» Эмили.

- Постараюсь закрыть глаза на твою крутость в виде синих волос, пирсинга и татуировок, - отвечаю ей саркастично, выгибая бровь.

Эми морщит носом, после – кривится.

- Лучше закрой глаза на свою тупость, иначе долго тебе не прожить.

Следующая банка в наказание превращается в «яичницу» прямо у ног девушки. Она вскидывает на меня голову, наклоняется, хватает банку и бросает ее в меня. Я весь в газировке, встаю, лихорадочно стряхивая с себя капли сладкой воды.

- Да ты просто идиотка! – кричу, пытаясь держать себя в руках.

Нужно думать о ней, просто думать о ней.

- А ты придурок! Ты сказал мне, что Агнес решила уехать из Палм-Бей, а сам сидишь здесь и строишь из себя мученика. Тебе нужно ехать к ней, догонять ее, просить не уезжать!

Я зол подобно солдату на войне.

- Какой в этом смысл, Эмили? Она покидает город. Все кончено.

- Только по твоей вине, Галлахер. Только потому, что ты сеешь боль и обиду. Везде, где бы ты ни был. Я не знаю тебя до смерти Майкла. Мне не выпала удача говорить с тобой в то время, когда твой друг еще был жив, узнавать тебя тем Аароном, который хороший и добрый, который отличает злое от доброго, - Тирсет делает паузу, чтобы сглотнуть и набрать воздуха в груди, а потом тратит весь добытый кислород на последнюю фразу: - Но я уверена – ты был именно таким.

И это цепляет меня, создает в моей душе новую дыру, делает мне больно и одновременно заставляет воспарить. Несколько ощущений в одном – незабываемом и сомнительном, как будто не со мной происходит. И это бьет меня в самое сердце, заставляет дышать часто и моргать, чтобы слезы на глазах не выступили. Три друга, три брата. Тяжело оставаться прежним, когда один из братьев отправился служить Небу яркой Звездой. Его нет, но он светит, я знаю, оттуда, где однажды буду я. Где мы все будем. Майкл, если ты читаешь мои мысли, знай, что я очень раскаиваюсь, но стараюсь не жалеть о том, что было, ведь ты этого хотел. Ведь это делало тебя счастливым – играть на поле, отдаваться процессу полностью, концентрируясь на мяче, на ударе по нему, концентрируясь на каждом голе. Это делало тебя тобой. Я таким тебя любил. Я таким тебя люблю.

Мы любим.

- Прекрати это, - вместо того, чтобы выразить свою скорбь, я защищаюсь интонацией, в которой проскальзывает ирония.

Железная банка, на этот раз «Фанты», попадает в стену и отскакивает тут же от нее. Пора вызывать уборщицу, потому что на пол пролито мною достаточно много жидкости.

- Прекратить что? – вздохнув, спрашивает Тирсет.

- Поучать меня.

- Если бы еще можно было тебя чему-то научить, - хихикнув, отзывается девушка.

Она продолжает заниматься делом, а я решаю перестать портить напитки, предназначенные гостям отеля. Мать все пытается поговорить со мной насчет предстоящей вечеринки в честь дня рождения папы. Я знаю, какую информацию она хочет выудить: с кем приду я? Есть ли у меня уже пара? И «как насчет Сьюзен, дочери Кары? Она такая милая девушка».

- Кара? - сказал тогда за завтраком я, смеясь и доедая омлет. – Ну, я не назвал бы ее милой, и даже не назвал бы девушкой, но задница у нее отличная.

Мама смеялась вместе со мной, но все равно с радостью отвесила мне подзатыльник. Я чуть было не поперхнулся кофе.

Эмили вдруг громко бросает в коробку какой-то предмет и оборачивается ко мне.

- Вставай, Аарон.

Чего?

- Вставай и поезжай к Агнес.

Делаю вид, что рассматриваю потолок. Он такой грязный.

- Послушай, если ты больше не будешь лезть в мои дела, я буду тебе очень благодарен, хорошо?

- Тогда зачем ты явился сюда и стал жаловаться, как облажался перед девушкой, в которую влюблен?!

- Я не влюблен!

Эмили хмыкает:

- Ну, конечно! Нужно было записать твои слова на диктофон. Я слушала все, что ты говоришь, и я все запомнила, - она стучит пальцем себе по виску. – Ты меня не проведешь.

Вскакиваю со стула и ударяю ногой коробку, валяющуюся передо мной.

- Лучше приберись, - бросаю ей, проходя вперед. – Посмотри, какой бардак кругом.

Я дохожу к двери, и только потом слышу, как тихо отвечает мне Тирсет:

- Так же, как и в твоей жизни.