Будет больно. История врача, ушедшего из профессии на пике карьеры

Вызвали в отделение неотложной помощи осмотреть пациентку. Согласно данным ее медкарты, ей 35, а работает она в массажном салоне, причем, судя по всему, салоне такого рода, где массировать ей ничего особо не приходится – во всяком случае, руками. Причина обращения – застрявший во влагалище инородный предмет. Смена выдалась загруженная, так что времени пускаться в расспросы нет – ноги врозь, расширитель в руки, увидел, схватил, вытащил. Без всякого сомнения, это худший запах на свете, с которым я когда-либо сталкивался. Его просто не описать – могу только сказать, что у меня подступила рвота, а медсестра пулей выскочила за шторку. Полагаю, каждый цветок в больнице тут же немного увял. Мне не очень хочется спрашивать, но я должен узнать, с чем имею дело.

Если вкратце, то это была часть губки для душа в виде пожарного Сэма (Персонаж детского мультика. – Примеч. перев.), а точнее, его голова. Ну конечно же! Если подробнее, то несколько месяцев назад до женщины дошло, что она теряет много денег в определенные дни месяца, когда не может делать клиентам «массаж», поэтому соорудила себе импровизированный менструальный колпачок, обезглавив беднягу Сэмюэля. Одному богу известно, как она объяснила изменение его внешнего вида своим детям. Или они боялись, что отправятся на гильотину следом за ним, если начнут расспрашивать о его судьбе? Хотя голова Сэма и собирала в себя достаточно эффективно поступающую сверху менструальную кровь, а также, как оказалось, не менее эффективно впитывала другие жидкости снизу, из-за отсутствия шнурка достать ее оказалось непростой задачей. Кроме того, она была вся расплющена многочисленными ретивыми клиентами за последние три месяца.

На самом деле несправедливо говорить, что этот запах не поддается описанию. Это запах скопившейся за три месяца менструальной крови вперемешку с вагинальными выделениями и зловонной спермой разных мужчин, количество которых, должно быть, достигло трехзначного числа. Я дал ей знать, что впредь нет никакой необходимости устраивать в ее честь казнь бедным губкам для душа. Она также может остановить у себя месячные более традиционным способом – пить без перерыва противозачаточные таблетки. Я оставил персонал отделения неотложной помощи самим разбираться, как маркировать этот инородный предмет в баночке для бактериологических исследований.

4 мая 2009 года, понедельник

Еще один день, еще один, а то и дюжина тревожных вызовов. Отправляюсь провести роды с помощью вакуум-экстрактора из-за мало обнадеживающих показателей фетального доплера, но только я собираюсь включить экстрактор, как показатели нормализуются, так что я снимаю перчатки и передаю пациентку акушерке, чтобы та провела естественные роды. Я остаюсь в палате на случай, если у плода снова начнется дистресс, однако все проходит хорошо, и вскоре показывается головка.

Отец смотрит за происходящим, впервые становясь свидетелем чуда рождения – всячески восторгается, подбадривает и говорит своей жене, как здорово у нее все получается. Акушерка говорит маме, чтобы та перестала тужиться и начала часто и отрывисто дышать, чтобы она могла не спеша направлять голову ребенка, тем самым постаравшись избежать сильных повреждений. Голова продвигается вперед, и отец выкрикивает: «Господи, где его лицо?!» Мать, как легко догадаться, тоже начинает кричать, ребенок пулей из нее вылетает, и промежность рвется на части. Я объясняю им, что дети, как правило, рождаются головой вниз[111], и с лицом их ребенка все в полном порядке (крови, конечно, на нем теперь немного больше, чем могло бы быть). Надеваю перчатки и открываю набор для наложения швов.

5 мая 2009 года, вторник

Одна пациентка в женской консультации просит провести кесарево без каких-либо медицинских показаний. Я объясняю ей, что в нашем отделении не проводят кесарево по требованию: должна быть какая-то конкретная медицинская причина, потому что это операция, несущая в себе риск кровотечения, инфекции, проблем с анестезией и т. д.

Ее главным аргументом было то, что она не хочет долго тужиться, а потом все равно оказаться в операционной для экстренного кесарева. Мне было некуда деваться – запланированное кесарево куда безопасней экстренного и, как правило, безопасней родов с инструментальной помощью. Однако я не мог ей этого сказать.

Она не собиралась сдаваться. «А что, если мне просто тужиться не пристало?» – сказала она на своем эстуарном английском, который я с трудом разобрал. Мне было неловко ей отказывать, особенно с учетом того, что треть акушерок для себя выбирали запланированное кесарево – это было определенно несправедливо по отношению к ней.