Будет больно, моя девочка (СИ)

Пока Майя переживает, телефон в ее руках оживает. Мелодия звучит громко, но отвечать нашей классной Панкратова не спешит. Вижу, как следом ей прилетает сообщение от матери:

«Майя, возьми трубку. Немедленно! Мне звонила твоя классная. Ты сбежала с экскурсии?»

Следом приходит еще одно:

«Я вижу, что ты все читаешь и полчаса назад выложила фото с Дворцовой. Что за игры в молчанку?».

— Меня точно убьют. Зачем я вообще тебя послушала? Зачем ушла?

— Никто тебе ничего не сделает.

Что за наивность?!

— Свали все на меня, — предлагаю и замечаю в глазах Панкратовой еще больший ужас.

— С ума сошел? Маме хватило твоего прошлого эпичного появления, — крутит пальцем у виска.

— Тем более.

— Ты не понимаешь, если я так скажу, потом они точно будут против нашего общения!

Она произносит это быстро и громко.

Оба выпадаем в осадок тут же. Майя, потому что произнесла вслух. Я, потому что понятие не имел, какой ошеломляющий эффект на меня произведёт это ее признание.

На подсознании она и правда хочет со мной общаться. Чтобы не говорила…

Сдерживаю улыбку, но чувствую, что в любой момент могу сорваться. Правда по спине тем временем бежит холодок.

— То есть, я хотела сказать, что…ты же понял, да? Я не это имела в виду.

— Понял. Да, — киваю. Соглашаюсь на автомате.

— Это хорошо. Нам точно уже пора в отель. Вызовешь такси, да? Я не помню адрес. Совсем вылетел из головы. Ты же помнишь?

— Помню.

— Супер. У тебя ресничка, кстати. Потри глаз, только аккуратно. Правый. От меня.

Тру глаз, параллельно выставляю точку для таксиста.

Майя тем временем суетится рядом. Переступает с ноги на ногу, трет предплечья, поправляет волосы, короче нервничает по десятибалльной шкале явно на восьмерочку, стараясь не подавать вида изо всех сил.

— Заказал. Ресница все?

— А? Что? Ресница? Нет.

— Поможешь?

Майя моргает, а я замираю. Все вокруг теряет счет времени, становится безликим. Единственное, что ярко откладывается в моей памяти — ее лицо. Немного напряженное, со сведенными к переносице бровями, покрасневший нос, и припухлые губы оттого, что она несколько раз вонзалась в них зубами.

— Ладно.

Она подходит ближе. Чувствую холод ее пальцев на своей коже. Запах ее волос вызывает жгучее желание зарыться в них пальцами. Сглатываю, смотрю ровно над ее головой. Вперед.

— Готово, — шепчет, показывая подушечку указательного пальца, на которой лежит моя ресница.

— Спасибо, — неосознанно делаю шаг ближе.

Чувствую ее своим телом. Это столкновение было неизбежно.

— Пожалуйста.

Наблюдаю за шевелением ее губ, и единственная мысль, что крутится в голове — это снова почувствовать их вкус.

— Ты обещал, — бормочет явно соображая, о чем я думаю.

— Я ничего не обещал, — сжимаю ее руку. Переплетаю наши пальцы.

— Тогда просто, не надо…

Смотрю ей в глаза, а через секунду упарюсь в ее лоб своим. Моргаю, вроде как в знак согласия.

Глава 22

Майя

Меня до сих пор трусит.

Делаю воду в душе погорячее, веду пальцами по волосам, зачесывая их назад, закрываю глаза и подставляю лицо под тропическую лейку. Агрессивно растираю ладонями предплечья.

Что это было сегодня?

В голове до сих пор крутится своя же собственная фраза о том, что мои родители будут против нашего с Мейхером общения. Я ведь ему вслух призналась, что мне это общение нужно, получается. Мне. С ним! Как же так?

Вонзаю зубы в уже и так покусанные за день губы, и хаотично соображаю, что же теперь делать? Как выйти из этой ситуации? Что он обо мне подумал? Посмеялся, наверное. Решил, что его глупый план работает. Не зря же снова хотел поцеловать. Не зря.

Всхлипываю от накатившего бессилия. Кажется, я окончательно запуталась. Заигралась. Вступила все-таки с ним в эту дурацкую игру, из которой вряд ли смогу выйти победителем. Нужно дистанцироваться. Срочно. Навсегда. Какой-то год. Причем учебный. Восемь месяцев и все.

Выплевываю попавшую в рот воду, закручиваю вентили и поток воды тут же прекращается. Переступаю бортик ванны и тянусь за полотенцем, обматываюсь белоснежной тканью и упираюсь ладонями в раковину. Провожу ладонью по запотевшему зеркалу, чтобы увидеться свое отражение.

Губы красные, глаза будто немного слезятся, но при этом, отдают каким-то легким сумасшествием.

Мы вернулись в отель час назад. После минут двадцать слушали нотации Марты Витальевны. Мейхер порывался уйти сразу, ему было плевать, он откровенно издевался над классной в разговоре и всем видом показывал, что ему все равно. Он хотел уйти, но почему-то остался стоять рядом со мной.