Будет кровь

Дрю хотел посмотреть время, но часов на руке не было. Видимо, он оставил их в спальне, на тумбочке у кровати, хотя не помнил, как их снимал. В общем-то, посмотреть время можно и на ноутбуке, но какой в этом смысл? Сейчас ночь в северном лесу. Это все, что ему надо знать.

Нет, не все, решил он. Ему, например, надо выяснить, не упало ли дерево на его верный «шевроле» и не расплющило ли его в лепешку. Хотя «надо» – неверное слово; когда тебе что-то надо, это значит, что оно тебе необходимо, и если ты это получишь – то, что тебе надо, – предполагается, что тогда твоя ситуация изменится к лучшему, а в его нынешней ситуации ничего не изменится в любом случае… Кстати, и «ситуация» тоже не совсем верное слово, оно какое-то слишком расплывчатое, обобщенное. У него обстоятельства. Не в смысле «второстепенные члены предложения», а в смысле…

– Прекрати, – сказал он. – Хочешь сам свести себя с ума?

Да, отчасти он именно этого и хотел. Где-то там, у него в голове, дымились контрольные платы, плавились предохранители и некий безумный ученый потрясал кулаками в маниакальном ликовании. Он мог сколько угодно убеждать себя, что все дело в высокой температуре, но он был абсолютно здоров, когда все разладилось с «Деревенькой». И с предыдущими двумя романами тоже. Абсолютно здоров. По крайней мере физически.

Он встал, морщась от ломоты во всем теле, и проковылял к двери, стараясь не хромать. Стоило лишь приоткрыть дверь, как ветер тут же вырвал ее из его рук и стукнул ею об стену. Дрю со всей силы вцепился в дверную ручку. Ветер ударил его прямо в лоб, прижал к телу одежду, растрепал волосы. Ночь была черной – как дьяволовы башмаки, как черная кошка в угольной шахте, как дырка в заднице у сурка, – но Дрю все-таки разглядел очертания своего «шевроле» и (может быть) ветви деревьев, качающиеся над ним. Хотя он не был уверен, но, кажется, упавшее дерево не задело машину. Оно рухнуло на сарай – и наверняка проломило крышу.

Он закрыл дверь и задвинул засов. В такую чудесную ночку никто не станет ломиться в дом, но дверь могла распахнуться от ветра, когда Дрю ляжет спать. А он ляжет спать. В мерцающем, зыбком свете гаснущих угольков он подошел к кухонному столу и зажег керосиновую лампу. В ее ярком сиянии комната показалась какой-то сюрреалистичной, ненастоящей. Держа лампу перед собой, он направился к лестнице. И услышал, как кто-то скребется в дверь.

Наверное, ветка, сказал он себе. Ее принесло ветром, и она зацепилась за коврик у двери. Не обращай внимания. Иди спать.

Скребущий звук раздался снова, такой тихий, что Дрю его бы и не услышал, если бы именно в это мгновение ветер не стих на секунду. Это было совсем не похоже на ветку. Казалось, там человек. Одинокий путник, застигнутый бурей, слишком слабый или, может быть, раненный так серьезно, что не может стучать, а может только тихонько скрести. Но когда Дрю выглядывал во двор, там никого не было… или все-таки кто-то был? Мог ли он быть уверен на сто процентов? Было слишком темно. Как у сурка в заднице.

Дрю подошел к двери, отодвинул засов, выглянул на крыльцо, подняв лампу повыше. Никого нет. Он уже собирался закрыть дверь, но тут случайно опустил взгляд и увидел крысу. Наверное, серую. Не огромную, но довольно большую. Она лежала на старом потертом коврике, вытянув лапу – розовую, до жути похожую на руку человеческого младенца, – и продолжала скрести по воздуху. Ее буро-черная шерсть была усеяна кусочками листьев и тонких прутиков и измазана кровью. Ее выпученные черные глаза смотрели прямо на Дрю. Ее бока судорожно дрожали. Розовая лапа скребла по воздуху, как только что скреблась в дверь. Слабенько, почти неслышно.

Люси ненавидела грызунов, орала как резаная, если видела мышку, шмыгнувшую под плинтус, и бесполезно было доказывать, что это крошечное безобидное существо боится Люси гораздо сильнее, чем сама Люси боится его. Дрю тоже недолюбливал грызунов и знал, что они переносят болезни, например, хантавирус и содоку, а также множество других, – но в отличие от Люси не испытывал к ним почти инстинктивного отвращения. Крыса, лежавшая на крыльце, вызывала в нем только жалость. Может, все дело в крошечной розовой лапке, продолжавшей скрести пустоту. Или в ее глазах, которые он разглядел при ярком свете керосиновой лампы. Крыса судорожно дышала, глядя на Дрю. Капельки крови блестели на ее шерсти и на усах. Она была ранена и скорее всего умирала.

Дрю наклонился над крысой и поднес лампу поближе, чтобы получше ее разглядеть.

– Ты, наверное, жила в сарае?

Наверняка. Жила не тужила, а потом упавшее дерево проломило крышу, разрушив счастливый дом миссис Крысы. Ее, вероятно, ударило веткой или обломком крыши, когда она убегала, пытаясь спастись. Или на нее грохнулась банка с засохшей краской. Или старая папина бензопила. Впрочем, не важно, что именно это было. Что-то упало на крысу и, возможно, перебило ей хребет. Бедняжке хватило сил, только чтобы заползти на крыльцо.