Будет кровь

– Мой отец занимался расследованием его смерти, – сказал Ю-Бот, возвращая мне банку. – И я случайно подслушал его разговор с сержантом Полком. Это у них называется «выездной полицейский участок». Они сидели у нас на крыльце, пили пиво, и сержант что-то такое сказал насчет Янко, будто тот неудачно исполнил недых-чих-пых. Отец рассмеялся и ответил, что это еще называется беверли-хиллзским галстуком. Сержант сказал, что, наверное, у бедняги просто не было других вариантов, с такой запрыщавленной рожей. Отец сказал: да, печально, но факт. А потом добавил, что его тревожат волосы. Сказал, окружной коронер тоже в недоумении.

– А что было с его волосами? – спросил я. – И что такое беверли-хиллзский галстук?

– Я посмотрел в Интернете. Это сленговое название аутоасфиксиофилии. – Он произнес это слово, тщательно выговаривая каждый слог. Чуть ли не с гордостью. – Вешаешься и дрочишь, пока теряешь сознание от удушья. – Он увидел мое лицо и пожал плечами. – Я ничего не придумываю, доктор Эйнштейн, просто излагаю факты. Вроде как предполагается, что так можно словить суперострые ощущения, но лично мне что-то не хочется пробовать.

Я подумал, что и мне тоже.

– Так что там с его волосами?

– Я спросил у отца. Он не хотел говорить, но раз уж я слышал все остальное, все-таки раскололся. Сказал, что Янко был весь седой.

Я много об этом думал. С одной стороны, если я допускал, что мистер Харриган мог восстать из могилы, чтобы за меня отомстить (а иногда по ночам, когда я долго не мог заснуть, подобные мысли, хоть и совершенно дурацкие, все-таки приходили мне в голову), то история, рассказанная Ю-Ботом, должна была разогнать эти мысли. Я представлял себе Кенни Янко: в шкафу, со спущенными до лодыжек штанами, с петлей на шее; представлял, как багровеет его лицо, пока он натужно дрочит, и мне было даже слегка его жалко. Какая глупая и бесславная смерть. «В результате трагической случайности» – так было написано в некрологе в газете, и эта фраза была ближе к правде, чем все наши безумные домыслы.

С другой стороны, мне никак не давали покоя слова отца Ю-Бота о седых волосах Кенни. Ведь почему-то же он поседел! Что-то же было причиной! Что он такого увидел в этом шкафу, уже теряя сознание от удушья, отчаянно дроча?

В конце концов я обратился к своему лучшему советчику, к Интернету. Мнения были самые разные. Некоторые ученые утверждали: нет никаких доказательств, что потрясение или испуг могут вызвать мгновенное поседение волос. Другие ученые говорили: ja, ja, такое действительно может случиться. Сильный стресс иногда убивает меланоциты, пигментные клетки, придающие цвет волосам. В одной из прочитанных мной статей было написано, что именно это произошло с Томасом Мором и Марией-Антуанеттой в ночь перед казнью. В другой статье говорилось, что такого не может быть. Это просто легенда. В итоге я понял, что здесь применим тот же принцип покупки акций, о котором рассказывал мистер Харриган: покупать или нет, каждый решает сам.

Мало-помалу эти тревожные размышления развеялись, но я бы слукавил, если бы стал утверждать, что напрочь выбросил из головы Кенни Янко, и тогда, и сейчас. Кенни Янко в шкафу, с веревкой на шее. Может быть, он не потерял сознание прежде, чем успел ослабить веревку. Может быть, он уже собирался ее ослабить, но вдруг что-то увидел – я говорю, может быть, – что-то, настолько его напугавшее, что он от страха лишился чувств. Испугался до смерти, в прямом смысле слова. При свете дня эти мысли кажутся глупыми и смешными. Но по ночам, в темноте, и особенно в непогоду, когда за окном завывает ветер, почему-то становится не смешно.

Перед домом мистера Харригана поставили знак «ПРОДАЕТСЯ» какой-то портлендской риелторской компании, и несколько человек приезжали его смотреть. В основном это были люди из Бостона или Нью-Йорка (и наверняка кто-то из них прилетал частным авиарейсом), явно преуспевающие бизнесмены вроде тех, что присутствовали на похоронах мистера Харригана и что берут в прокате дорогие машины. Среди них были два гея, первая из встреченных мной женатая гомосексуальная пара, оба совсем молодые, но явно богатые и столь же явно влюбленные друг в друга без памяти. Они приехали в навороченном «БМВ-i8», постоянно держались за руки, охали, ахали и буквально пищали от восторга, осматривая дом и участок. Потом отбыли восвояси и больше не возвращались.

Я повидал немало потенциальных покупателей, потому что имение (под управлением мистера Рафферти, конечно) сохранило рабочие места для миссис Гроган и Пита Боствика, и Пит нанял меня помогать ему в саду. Он знал, что я умею обращаться с растениями и не чураюсь тяжелой работы. Я получал двенадцать долларов в час, работая десять часов в неделю, и эти деньги очень мне пригодились, поскольку до поступления в университет богатства на доверительном счете были недоступны.