Будет все, как ты захочешь

Гликерия Модестовна проживала в Северном округе столицы в блочном доме на пятом этаже.

Оказавшись в темном подъезде, Розалия наткнулась на ведро с краской.

– Какая сволочь краску на дороге оставила?

– Я, – послышался сиплый голос.

– Кто это сказал?

– Я.

– Кто я?

– Михалыч. – На лестнице появился тщедушный дядечка в перепачканной краской спецовке. – Ремонт в подъезде, вы, бабоньки, осторожней тут. Не замарайтесь.

Катка сделала два шага вперед и, споткнувшись о банку, рухнула на пол.

– Ну я же предупреждал, – забормотал Михалыч.

– Почему у вас так темно и зачем вы повсюду расставили банки и ведра?

– Так ремонт у нас.

– Ремонт, – передразнила Ката, растирая колено.

Розалия едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос.

– Вам смешно? Может, поделитесь, что именно вас так развеселило?

– Прости, детка, но ты так забавно шмякнулась. Прям как… – закончить свекровь не успела.

Сработал закон бумеранга. На второй ступеньке Розалия Станиславовна оступилась и приземлилась на то самое место, где минуту назад растянулась невестка.

Михалыч почесал небритую щеку.

– А вы, бабоньки, случаем, не подшофе, а? Чегой-то вас ноги не держат?

– Я тебя сейчас в асфальт закатаю! Где у вас тут ДЭЗ? Я напишу жалобу! Ремонтники, мать вашу! Понаставили. Ката, прекрати ржать.

– Вы сами…

– Я сказала, прекрати! Михалыч, хрыч старый, чего уставился, подай девушке руку.

Михалыч закивал и бросился к Катке.

– Вот тебе моя рука, доча.

Копейкина замерла. А Розалия завизжала.

– Мне руку давай. Мне! Я девушка, а не она.

Михалыч шмыгнул носом.

– Да вы точно подшофе. Не иначе как пол-литру оприходовали.

Высказав мужику все, что она о нем думает, Розалия подлетела к лифту и надавила на кнопку.

– Третий день лифт не работает, – спокойно молвил Михалыч. – Пешочком топайте.

– Кретинский дом! Кретинский лифт! Кретинская лестница! Дернул черт сюда притащиться. Ненавижу!

Остановившись у нужной квартиры, Розалия поправила прическу и лишь потом коснулась звонка.

На трель отозвались не сразу. Прошло минуты полторы, прежде чем дверь распахнулась и Ката увидела высокую улыбающуюся женщину.

– День добрый.

– И вам, и вам, – отозвалась незнакомка.

– Гликерия Модестовна? – прогрохотала Розалия.

Женщина сморщилась, будто ее заставили выпить литр белизны.

– Да как вы могли?! – в сердцах воскликнула она. – Я? Модестовна? Побойтесь бога.

– Но нам дали этот адрес? Неужели Пашка перепутал?

– Адрес верный. – Дама посторонилась. – Только я не Гликерия. У нас коммунальная квартира. Дверь Шухеровской последняя по коридору.

– А она сейчас дома?

– Дома, – хмыкнула тетка. – Где ж ей еще быть.

Потопав по длинному коридору, Ката услышала:

– Стучите громче, иначе Модестовна не услышит.

– У нее проблемы со слухом?

– Ага. Со слухом.

Ничего не понимая, Розалия Станиславовна начала тарабанить в дверь кулаком.

Некоторое время из комнаты не доносилось ни звука, а затем что-то упало, разбилось, и послышались неторопливые шаги.

Обшарпанная дверь открылась. У Катки подкосились ноги, во рту пересохло, и вообще ей на секунду показалось, что сейчас настанет конец света.

Гликерия Модестовна напоминала Годзиллу. Павел слукавил, сказав, что дамочка вымахала до ста восьмидесяти сантиметров. Рост Шухеровской приближался к отметке два метра. Мужеподобное квадратное лицо наводило ужас. Широченные плечи едва помещались в дверном проеме.

– Кто такие?! – пьяным голосом, напоминавшим рев бомбардировщика, спросила глыба.

Розалия Станиславовна поперхнулась воздухом. Напрочь забыв обо всем на свете, она пролепетала:

– Вы Модест Шухерович? Ой… я хотела сказать, Шухер Модестович? Ката, как зовут этот крейсер?

На Копейкину напала икота.

– Гли… Гли… Гликерия Модестовна.

– Да, я Гликерия, – ревела хмельная особа. – А вы кто?

– А мы мимо проходили, – шелестела Катка. – Решили зайти, поздороваться. Но мы уже уходим. Розалия Станиславовна, отступаем.

– Стоять! – Коммуналку оглушил вой Шухеровской. – Кто такие, спрашиваю? – Гликерия закатала рукава, отчего у Катки в мгновение ока подскочило давление.

– Не надо на нас сердиться, – лыбилась свекровь. – Произошла ошибка. Павел нас гнусно дезинформировал, он, наверное, решил подшутить. Извините за беспокойство.

– Пашка? Кумушкин, что ли?

– Ага. Вы с ним знакомы?

– А то. Так вы от него? А че сразу не сказали, заваливайтесь.

– Н-нет…

– Заваливайтесь! – приказала Шухеровская.

Стоило Розалии упомянуть про телохранителя, как Гликерия Модестовна оживилась.

– Е! Хотите на работу меня взять? Че, правда? Е!

Свекрища попыталась объяснить, что кандидатура Гликерии вряд ли ей подойдет, но Модестовна, не дослушав, завопила:

– Херня! Я ж телохранитель со стажем. Пятнадцать лет в бизнесе.

– Судя по ситуации, теперь вы предпочитаете проводить время в компании бутылок.

Гликерия посмотрела на стол, заваленный стеклотарой.