«Будет жить!..». На семи фронтах

После того как наши войска отбросили врага от моих родных мест, письма из дому стали приходить чаще. Сестра порадовала, сообщив, что мама встала наконец на ноги, причем помогли ей, как оказалось, военные медики одной из частей, стоявшей близ Акинтьева.

Старший брат Алексей после окончания военного училища был направлен на фронт. Завершал учебу и Александр. Он писал мне, что рвется на фронт отомстить за младшего брата и мечтает встретиться со мной и Алексеем.

И вот стало известно, что штабом Волховского фронта отдано распоряжение о подготовке бригады к действиям в полосе 2-й ударной армии. Не дожидаясь более конкретных указаний, десантники начали готовить оружие и снаряжение, усилили напряжение в учебе. По опыту знали, что тревогу объявят внезапно. Так действительно и произошло, сигнал прозвучал днем во время занятий. Через час батальон был уже на летном поле, где командир бригады приказал построить подразделения.

Мы быстро заняли указанное место. Подполковник Омельченко выслушал доклад нашего комбата капитана Жихарева и разрешил стоять вольно. Он расхаживал перед строем, внимательно наблюдая за дорогой. Вскоре из леса на большой скорости выехала легковая автомашина. Она остановилась в нескольких шагах от командира бригады. Из нее вышел высокий генерал, огляделся и направился навстречу Омельченко, который, подав команду: «Бригада, смирно, равнение — на средину!» — уже спешил с рапортом.

Прибывший к нам командир корпуса генерал-майор Виктор Григорьевич Жолудев был любимцем десантников. Каждый наизусть знал его боевую биографию и гордился своим командиром. Бывший рабочий лесосплава, Виктор Жолудев в 1921 году уехал из волжского города Углича и поступил на командные курсы Красной Армии, Окончив их, в двадцать два года командовал ротой, в двадцать пять — батальоном, в тридцать три — полком. В начале Великой Отечественной войны был назначен командиром дивизии, а спустя несколько месяцев — командиром корпуса.

Генерал-майор Жолудев провел строевой смотр бригады, а затем — тактические учения, которые продолжались трое суток. Подразделения совершали длительные марши, атаковали «противника», блокировали аэродромы. Несмотря на длительные переходы и действия в сложных условиях лесисто-болотистой местности, в частях не было случаев заболеваний или травм. Жолудев отметил хорошую работу санитарной службы, а нас с Сашей Воронцовым, моим однокашником, тоже возглавлявшим санитарную службу одного из парашютно-десантных батальонов, даже поставил в пример. Очень было приятно слышать похвалу из уст нашего замечательного командира.

Учения мы посчитали последней проверкой перед выполнением новой ответственной задачи. Теперь уж сомнений не оставалось: следующая тревога станет не учебной, а боевой.

И она прозвучала 29 июля 1942 года, на рассвете. Батальон подготовился к маршу. Он выстроился на дороге в походной колонне, когда поступила неожиданная команда:

— Парашютов не брать!

Такое распоряжение мы получили впервые. Чем оно было вызвано — никто не знал.

— В чем дело? — спрашивал я у Жихарева и Коробочкина, но и они ничего пояснить не могли.

Лишь при следовании к железнодорожной станции нам сообщили, что приказано прибыть в район расположения штаба корпуса, который по-прежнему находился в Люберцах. Видимо, обстановка изменилась и нам предстояло действовать уже не в полосе 2-й ударной армии Волховского фронта, а где-то в другом месте.

Глава третья МЫ — ГВАРДЕЙЦЫ

Нас преобразуют в пехоту. — Необычное пополнение. — Между Доном и Волгой. — Медсанбат принимает раненых. — Операции под бомбежкой. — На «зеленом пятачке». — И на фронте песни жили.

Поезд быстро набрал скорость и помчал нас в юго-восточном направлении. За окном тянулись сплошные хвойные леса. Я сидел рядом со Степаном Жихаревым. Комбат, глядя в окно, молчал, думая о чем-то своем. О чем — легко было догадаться. Покидая обжитое место, откуда отправлялись на трудные задания, невольно вспоминаешь тех, с кем шел на врага и кто остался навечно лежать в земле. Необозримые массивы лесов были для нас вторым домом, могучие кроны деревьев скрывали от противника, помогали незаметно для него совершать смелые, дерзкие рейды.

К нам подсел Николай Иванович Коробочкин.

— Ну что приуныли? Или грустите по комариным краям и синявинским болотам? По мне так лучше степи — простор широкий, необъятный…

— Не по болотам грустим, — отозвался я. — По друзьям погибшим…

Коробочкин вздохнул и тоже замолчал. А насчет комариных краев он был прав. На прежнем месте нас действительно мучили комары, а топи и трясины затрудняли бесчисленные учебные марши и броски. И все-таки мы успели привыкнуть, обжиться там. Что ожидало нас теперь? Тревожные сообщения Совинформбюро свидетельствовали о том, что враг нацелил свой удар на Сталинград и Кавказ.