– Это другое дело. Каждый человек, так я, по крайней мере, считаю, имеет право на церковный приют. Но такой шаг… это неправильно, и вы сами это знаете.
Феррис посмотрел на него с отчаянием, смешанным с изумлением. Разве не странно было ожидать, что он сам сунет голову в петлю – но где ему взять хоть малейшую надежду избежать ее?
– Но в таком случае…
– Вы знаете, в чем состоит ваш долг. И вы не уклонитесь от его исполнения.
Невероятно. Не может быть, чтобы он это всерьез. Феррис, не отрываясь, смотрел на пастора. Этот тихий человек, изъяснявшийся без малейшего пафоса и ни за что бы – Феррис был в этом уверен – даже пальцем не пошевеливший, чтобы не дать ему скрыться, похоже, не испытывал ни малейших сомнений в том, каков будет следующий шаг беглеца. И самое поразительное заключалось в том, что, помолчав немного, Феррис понял: уверенность его оправданна. Медленно поднявшись на ноги, он сказал:
– Ладно, я готов.
На следующее утро газеты вышли с заголовками:
– А вот теперь, – мрачно заметил Крук, – начинается самое интересное.
Глава 10
Феррис оказался в точности таким, каким Крук его себе и представлял: напряженным, нервным, натянутым, как струна, из тех, что изо всех сил держат себя в руках, но только до того драматического момента, когда все разваливается на куски. Он стоял перед ним – рослый, неопрятно одетый, с лицом, какие любил изображать Рембрандт, – опустошенным, ни на кого не похожим, чрезвычайно в своем роде выразительным. На этом лице можно было читать страницы истории.
– Ну что ж, побегать вы нас заставили на славу, – начал в характерной для себя манере адвокат. – Итак, для начала: кто этот малый, тело которого нашли в церкви?
– Я знаю не больше вашего. Раньше я его никогда не видел. Да и общались мы всего минуту.
– То есть встретились бы еще раз – не узнали бы?
– Во всяком случае, на полицейском дознании присяги бы не дал.
Крук извлек из портфеля какие-то бумаги.
– Тут у нас есть несколько снимков, а по моей просьбе и посмертную маску сделали. У него было необычное лицо – похожее на гуверовский пылесос. Взгляните-ка. – Крук разложил фотографии на столе. Словно рысь, наблюдал он за своим подопечным и вдруг заметил, что застывшая фигура слегка вздрогнула.
– Что, припоминаете? – осведомился он.
Феррис поднял голову. Было что-то внушающее страх в его застывшем завороженном взгляде.
– Я… нет, не знаю.
– Так кто это все же, по-вашему?
– Будь у него усы, он выглядел бы иначе.
Крук наклонился и принялся терпеливо пририсовывать карандашом усы на одной из фотографий.
– Густые?
– Гуще, чем здесь. Намного гуще.
– Куда уж гуще, и так целый стог сена. Ладно, так кто этот ваш друг?
Феррис смертельно побледнел.
– Имени его я не знаю, но этот человек приходил ко мне после смерти Кристи.
Проговорили они долго; в чувствительные души подобных Феррису людей здравый смысл вбить труднее, чем в самых толстокожих. Вновь и вновь несчастный возвращался к одному и тому же, требуя, хоть и не на словах, заверений в том, в чем Крук не мог их дать.
– Послушайте, – не выдержал в конце концов адвокат, – постарайтесь понять простую вещь. Я здесь для того, чтобы защитить вас от обвинения в убийстве не знакомого вам человека. Все, что мне предстоит сделать, – это извлечь максимум выгоды из того, что называется разумными сомнениями. Убийство Кристи, как и убийство Уркхарта, здесь совершенно ни при чем.
Феррис недоверчиво посмотрел на него.
– А для чего, вы думаете, я рискую своей шеей, как не для того, чтобы спасти Филлипса? – сердито спросил он.
– Ваше свидетельство мало чего стоит, – остерег его Крук. – В тот вечер вы видели, как из некоего помещения выходит некий человек. А кто это подтвердит? К тому же присяжные могут подумать, что вы друг Филлипса и выгораживаете его.
– При встрече я мог бы опознать Фентона.
– Если вы хотите, чтобы я нашел малого, которого прежде никогда в глаза не видел, в таком городе, как Лондон, значит, вы ждете от меня чуда. Да и в любом случае это работа следователя, а не моя. Вам следует понять, что неизбежно возникнут вопросы, почему вы не явились в полицию раньше.
– Я должен буду сказать правду. Легко вам рассуждать, что Кристи и Уркхарт не имеют отношения к делу, – наоборот, еще как имеют. Тут целая цепочка, и слабое звено – то, что проседает. Я ничего не могу сказать про Филлипса, не сказав про Фентона, а это возвращает нас к Кристи.