Будни

Жених вышел из-за перегородки. Но каково же было его удивление, когда, вместо готовой к игре артистки, он увидел Анюту, сидевшую на полу всю в слезах.

— Ну беда…

— Я боюсь, — сказала артистка сквозь слезы.

— Вот дура-то, ведь тебя не резать станут, — попробовал уговорить ее Васька, но ничто не могло помочь, и пришлось вызвать из публики Ваньку Антипина, чтобы он заменил невесту.

Отец с невестой сидели и ждали. Жених убежал за кулисы, просморкался там во всеуслышание и важно вошел в избу.

— Живете здорово!

— Милости просим! — ответила невеста.

— Дурак! Молчи, ты — невеста, ты не должен говорить, я скажу, — поучал невесту Колька.

Жених стоял и ждал.

— Вот, дядюшка, я приехал к тебе свататься…

Колька-дядюшка шмыгнул носом.

— Чего говорить-то? — спросил он.

— Ой, фефела! Говори чего-нибудь!

— Ну, приехал, так и ладно, — сказал Колька.

— Что, отдашь девку-то? Я купец, у тебя товар. Я жених богатый, у меня одних коров… во… шестнадцать!

— Ну вот, — послышалось из-за переборки, — эдак нигде и не бывает. Сказал тоже… Хоть бы четыре…

— У меня четыре дойных коровы, — продолжал жених, — да три быка, да семь нетелок, да две овцы…

— Ну, ну, заплел! — послышался возмущенный голос Васьки. — Столько коров, а овцы только две. У нас две коровы, а овец пятеро!

Жених сердито покосился на щель, но сдержался и стал говорить дальше:

— Два новых дома, мельница паровая о четыре толчеи[5], только мелева нет… А денег у меня четыре ста. Баня новая, с молоточка… Ну, отдай девку, чем тебе не жених?

— Не знаю, — ответил будущий тесть, — вот как Ванька…

— Да не Ванька, а Марья, фефела!

— Может, невесте жених не нравится? — важно подбоченясь, спросил Мишка.

Ванька посмотрел на него и неожиданно выпалил:

— Жених, жених, а вчера матка прутом драла.

— Тьфу, дурак! — вспылил Васька. — Тебе-то какое дело, может, и тебя драли!

Совершенно сконфуженный жених повернулся и стал смотреть куда-то в сторону.

— Ну вот все и испортил, ворона, — ворчал Васька, выходя в избу. — Давайте играть другое. Я буду председателем сельсовета, а вы приходите ко мне с налогом.

Это предложение всем понравилось, — даже Анюта запрыгала. Васька, вооружившись карандашом и бумагой, сел за стол.

Первым пришел Мишка Семенов.

— Ну, товарищам последние копейки принес! — задрав голову, сказал он.

— Разве так приходят? — возмутился председатель. — Ты приди, подойди к столу и скажи — пришел сельхозналог платить.

— А для чего и налог? Нам никакой пользы нет. С нас шкуру дерут… У нас тятька так говорит, он больше знает. Не налог, а собаке в рот.

— Да тебе-то какое дело? Как я говорю, так и делай.

Мишка сердито повернулся на месте и отошел в сторону.

— Ты, Миша, не сердись, я нарочно, — мягко сказал Васька, — давай лучше землю делить.

— Мне на шесть едоков! — крикнул Колька.

— На шесть много, так и не бывает, на три можно.

— На четыре, — сказал Колька.

— Ну, пускай на четыре.

— Не на четыре, а поровну, — вмешался Мишка Семенов. — У тебя ребятишек много, так ты и счастлив. Ребятишек нетрудно делать, а ты вот работать научись.

— Ну, ладно, не спорь. Колька, бери меру.

— Какую меру-то?

— Ой, растрепа! Бери ухваты.

— Лучше сковородник.

— Ну, сковородник, все равно. Вот половицы, это будут у нас полосы. У этой стены длинная, до самой двери, так будем давать у́же, а там стол мешает — шире.

— Можно под стол забиться и там смерить.

— Под стол с плугом не поедешь, да этак и неинтересно. Лучше — одна половина дольше, другая короче.

Мишка Семенов взялся записывать, Анютка, наломавши лучинок, приготовилась втыкать их в щели.

— Мне первому, — сказал Мишка.

— Это почему же? — спросил Васька.

— Потому, что у меня земля даром не пролежит. А дай другому, он пустыню сделает.

— А мы жребий кинем.

На жребий согласились все, кроме Мишки. Длинный край достался Анютке.

— Я не стану играть, — сказал Мишка, надувши губы, — тут Васька подделал.

— Ну, делай сам, — крикнул обиженный Васька. — Вот простокваша кислая!

Мишка сам держал шапку с номерками, но и на этот раз длинная полоса досталась не ему, а Кольке. Он нахмурился и отошел к столу.

— Что, и играть не будешь? — спросил Васька.

— Делите, мне все равно.

— Ты на сколько едоков берешь?

— На четыре.

Васька деловито измерил землю, себе и Анютке наметил по два едока, Кольке трех, Мишке четырех. На коротких полосах выходило полсковородника на едока, на длинных — четверть.

— Это курам на смех, а не земля, — недовольно сказал Мишка, смотря на доставшуюся ему полосу в три половицы. — Себе небось вон сколько намерил.

— Тьфу, зараза! — крикнул Васька и так посмотрел на товарища, что даже Федьке стало неловко. — Переходи на тот край. Забирай полсковородника!

Но Мишке и тут показалось неладно. Он сказал, что надо отодвинуть стол, потому что земля с этого краю хуже, с водорезом.

— Зюзя, — зло крикнул Васька, подбегая к товарищу, — с тобой никогда не поиграешь!

Федька видел, какая ненависть горела во взгляде сына, и сам волновался.

— Кулак ты, вот кто! — выпалил Васька.