Будни

Время шло, связисты так и не смогли привыкнуть к новому начальнику. Научились работать без него, вроде его и не было вовсе. Он сидел за своим столом в углу операционного зала, к нему редко обращались.

Самый беспокойный народ, телефонистки, издерганные устаревшим коммутатором, пробовали подступиться к Петру Васильевичу.

Он выслушивал их, не перебивал, одобрительно кивал головой:

— Хороший сигнал. Я подумаю.

И отпускал их с миром.

Приезжало иногда районное руководство из конторы связи. Было оно маленького росточка, пузатенькое, на крепких ножках. Времени у него всегда было в обрез. Срочно собирали производственное совещание. Руководство говорило:

— Прошу, товарищи связисты, высказываться откровенно. Какие имеются нужды, в чем у вас загвоздка, в чем слабина.

Связисты высказывались. Последним выступало руководство. Оно призывало повысить дисциплину труда и наладить качественную связь.

А начальнику отделения перед отъездом строго советовало:

— Ты, Петр Васильевич, свой народ не распускай. Больно они у тебя языкастые. Как фамилия, которая про плохую аппаратуру говорила?

— Телеграфистка Синицына Татьяна.

— Ты что, выговор ей когда-нибудь объявлял?

— Нет, — ответил Петр Васильевич. — Благодарность.

— С чего ж это она баламутит? Ты слышал, что она о тебе сказала?

— Слышал.

— И народ твой нехорошо заулыбался. Я б за такие улыбочки!.. Надо, Петр Васильевич, подкручивать гаечки. Не роняй свой авторитет, уронишь — не подымешь…

Энергично сев в трепаный «газик» и навоняв продуктами неполного сгорания, руководство мчалось инспектировать следующий поселок.

Вечерами из квартиры Петра Васильевича доносились все более грустные звуки баяна. Мелодии были незнакомы соседям — старинные.

— Переживательная музыка, — вздыхала Паня — она жалела начальника.

Он и на работе становился все сумрачнее, молчаливее. Порой даже, задумавшись, не отвечал, когда к нему обращались. А то вдруг являлся на почту оживленным, болтливым, на месте не сидел ни грамма, заглядывал на телеграф, на коммутатор.

Анна Максимовна с радиоузла, женщина положительная и самостоятельная, беседовала с ним и на личные темы.

Он сам спрашивал ее:

— Как жизнь молодая, Анна Максимовна?

Она отвечала:

— Плохо, Петр Васильевич.

— Что так?

— Сын школу бросил, учиться не хочет.

— Общее явление, товарищ дорогой. Результат легкой жизни молодежи.

— Где ж она легкая?.. Мы же вдвоем на мои семьдесят пять рублей и кормимся, и одеваемся, и обуваемся…

— Деньги — второе дело, — успокаивал ее Петр Васильевич. — А первое дело: перед молодежью все двери открыты.

Анна Максимовна принималась горячо доказывать ему, что ей хотелось бы видеть сына образованным, не таким, как она, не таким, как здешние забулдыги работяги.

Петр Васильевич поправлял ее:

— Ошибочно рассуждаете, Анна Максимовна. Рабочий класс у нас доминирует.

Надумал вдруг Петр Васильевич строить себе кабинет. По размеру невеликий — два метра на три. Спланировал возвести его рядом с сортировкой. Утвердил он смету, раздобыл стройматериалы, заключил договор с ремстройконторой.

Связисты не понимали, зачем ему понадобился кабинет, но Петр Васильевич охотно разъяснил всем:

— Там меня не будет отвлекать текучка мелочей.

Шесть квадратных метров кабинета строили долго.

В поселке все строили долго, и непременно зимой. Лето уходило на оформление документов, на отпуск средств, а к зиме требовалось срочно эти средства тратить: заканчивался хозяйственный год, и деньги могли списать.

На улицах в декабре пылали костры, каменщики долбали очугуневший грунт отбойными молотками, заливали в котлован мерзлый раствор цемента. Для обогрева рабочих строили дощатые времянки с буржуйками, курить здесь было сладко. За труд на холоду платили раза в два выше.

Петр Васильевич сильно нервничал и убивался на этом строительстве. Бюллетень он не брал, а ходил в местную больницу на электропроцедуры. И еще впрыскивали ему в тазовую область витамины.

К весне кабинет был готов. Перенесли туда сейф, письменный стол, кресло. А больше и места не было. На дверях привернули шурупами табличку: начальник отделения связи.

Теперь он сидел здесь один. Заходили к нему работники редко, был он без особой надобности.

С весной приблизился по календарю День связистов. К этому дню, как было заведено при Ольге Ивановне, стали готовиться.

Два юбилея хотели справить: оператор Паня Путятина прослужила в отделении двадцать лет и монтер Давыдов Анатолий — десять.

Недели за полторы женщины стали договариваться между собой, кто что приготовит на праздничный ужин. Накупили сахара для браги. О подарках условились по секрету от юбиляров: Пане постановили шерсти на платье, а Давыдову — нейлоновую рубаху. Кто-то из мужиков предложил было приобрести для Давыдова спиннинг, но потом вспомнили, что он рыбу не удит, а глушит взрывчаткой.

Еще надо было написать загодя юбилярам поздравления. Прежде их сочиняла Ольга Ивановна, она умела делать это так чувствительно, что связисток прошибала слеза при чтении за юбилейным столом.

И нынче Тася Синицына с Анной Максимовной пошли к начальнику — просить его составить поздравления.