Будни директора школы

Двое выпускников стояли в кабинете директора. Но один молчал, прятал глаза, не знал, куда деть большие не по возрасту руки, а другой, потоньше, поразвязнее в поведении, вел разговор.

— Правда. Никто же не идет, зарплата совсем маленькая. А грязь в школе — сами видите, какая…

— А вот если мы с другом… Нам можно будет?

— Вообще-то с шестнадцати лет уже можно.

— Во! Нам как раз по шестнадцать!

— Ребята, но там же деньги — копеечные совсем…

— А куда нам деваться? Мы — маленькие. И в школе учиться надо. А так, после уроков останемся и всю школу отмоем. Это же можно?

— Да, меня так устроило бы. Чтобы с утра к приходу всех школа была чистая, днем будут дежурные чистоту поддерживать, а когда все уйдут — тут вы и отмоете… Да. Это было бы хорошо. Но имейте в виду — поблажек не будет. Будете перемывать, если что. Это — работа. Не игра.

— Конечно! А мы и не думаем филонить! Нам просто деньги нужны свои собственные!

Тут большой кашлянул и толкнул его локтем в бок.

— Только… А можно, вы никому не будете говорить, что мы у вас уборщиками работаем? Засмеют же…

— Да, можно, конечно. Но вас же все равно видеть будут с ведрами и тряпками. Школа-то допоздна работает.

— …Да-а-а… А мы скажем — вы нас наказали! Вот!

— И — за что же? — рассмеялся директор школы.

— У-у-у… Мы знаем, за что…, — переглянулись мальчишки. — Было бы желание!

— Ну, по рукам!

Военкомат

Вежливый стук в дверь.

— Можно?

— Конечно, конечно! — встал со стула директор школы, радушной улыбкой встречая вошедшего в его кабинет районного военкома. — Что, опять что-то по вашей линии?

— По нашей, по нашей…, — садясь, кивнул подполковник.

В школе по плану мобилизационной готовности военкоматом организовывался пункт сбора запасников, а директор назначался, в случае чего, заместителем начальника этого пункта. Начальником был представитель военкомата. Раз в год проходили учения, в ходе которых по сигналу открывались кабинеты, подтягивались запасники первой очереди, до вечера играя в карты и шахматы, выданные им на это время. А по этажам ходила окружная комиссия:

— Это у вас что? Актовый зал? Почему не используете? Спортзала, говорите, хватает на двести человек? — и что-то записывали майоры и подполковники в свои толстые блокноты.

Потом снова целый год не было слышно о мобилизации и проверках.

Но вот так, чтобы сам военком запросто зашел в школу — это впервые…

— Впервые у нас?

— Да… В первый раз. Я тут мимо обедать хожу домой. Дай, думаю, зайду…

— Чем-то могу помочь?

— У вас работает такой…, — военком полистал записную книжку и прочитал вслух фамилию.

— Да, лаборантом. Поступить не удалось, вот пока и зарабатывает стаж.

— А могу я с ним поговорить? При вас?

— Конечно, конечно. Он здесь сейчас как раз. Наташа, — крикнул секретарю директор, — позови лаборанта!

Через минуту в кабинет заглянул молодой лаборант.

— О! Вот и он, — удовлетворенно кивнул военком. — Присядем, поговорим при твоем директоре. Значит, так, мальчик. Я все понимаю. Понимаю, как ты повестки «не получаешь», как все время «в Москве», «у родственников», «заболел»… Я могу передать твое дело в милицию, и тогда тебя будут ловить по всей стране и рано или поздно поймают. Понятно?

— Да, вполне.

— Но у меня есть другое предложение. Завтра в шесть ноль-ноль ты с мешком стоишь у дверей военкомата. Сам. Без дополнительной повестки. А я за это обещаю тебе нормальное место службы. Думай быстрее, мне надо на обед. Итак?

— Да…

— Что — да?

— Я завтра приду.

— Вот и молодец. Спасибо, товарищ директор, — рука кинута к козырьку фуражки, и военком вышел, аккуратно притворив дверь.

— Ну, — развел руками директор, — что я мог еще? Давай, иди. Отпускаю тебя сегодня — готовься.

…

Военком сдержал слово, и через полгода директор получил письмо из армии от бывшего лаборанта, подтверждающее это.

Не люблю пьяных…

— Ну, что, стукнемся, директор? Ну… Что, ссышь, да? Давай, стукнемся! — кричал, подпрыгивая по-боксерски на месте, крепко пьяный выпускник прошлых лет, которого директор школы только что не пустил в автобус с выпускниками нынешними.

Автобус фырчал мотором, двери были закрыты, но выехать со школьного двора он не мог: прямо посреди дороги растянулась редкая цепочка пьяных «старичков», подзуживающих своего предводителя.

— Ну, давай же, давай! Стукнемся, эх, стукнемся! — кричал тот, делая выпады в сторону директора школы.

А директор, зажав в каждой руке по огромному букету, врученному ему на выпускном вечере, медленно-медленно, по ступне, двигался в его сторону. Он разводил руки в стороны, широко улыбался и приговаривал на ходу:

— Негоже мне с тобой драться, несолидно… Опять же и руки у меня, видишь, заняты. Праздник у меня, понимаешь. А ты — пьяный. Пьяный и молодой. Мне с пьяным и молодым драться просто нельзя. Ты уж просто ударь первым, что ли. Ну, бей!.. Только имей в виду. Я отбиваться не буду. Я тебя просто посажу. Ты на кого голос тут повышаешь? Я тебе не шавка, не пацан… Ну, бей, бей, стукнись об меня…

И медленно-медленно — вперед. А сзади поддавливал автобус, потихоньку тоже двигающийся за ним.