Будни директора школы

— Как не должны? Обязаны! Но почему надо ждать до пятницы, если нарушение какое-то, вот вы говорили о столовой, произошло во вторник?

— Мы же должны отреагировать?

— Да. Но только — сразу. Чтобы тут же нарушение отметить, пресечь, и чтобы такое не повторялось. Давайте-ка так. С понедельника вы не записываете и не откладываете на педсовет, а сразу после уроков собираете нужную вам параллель и даете им дрозда. Если что-то серьезное — тащите меня. Я постучу кулаком по столу, постращаю. Хорошо? Зато мелочевку на педсовет не потащим…

— Да, это, пожалуй, правильно, — согласились завучи.

…

— Предлагайте вопросы для завтрашнего педсовета. У вас что?

— Да, у нас-то, вроде, все решено.

— То есть, начальная школа — в порядке?

— Ну, да.

— Так. Хорошо. Что у нас в средней школе. Пятые-восьмые?

— На педсовет — ничего. Вот, разве вопросы методической работы…

— Постойте. Для этого есть методические объединения учителей. Это — туда. Что в старшей школе?

— Проблемы текущие решены. Вы и сами приходили, когда мы тут разбирались с выпускными классами.

— Подвожу итог: завтра педсовет не проводим.

— Как? Но у нас же график!

— График сочинили мы. Мы его и отменим. К следующей неделе еще посмотрим… Но мне кажется, что совещания по параллелям и по предметам заменят нам эти еженедельные сборища. А общий педсовет будем проводить раз в четверть. И готовить его — по-настоящему.

«Домашнее» обучение

— А я ща, как двину тебя по башке, так сразу…, — пятиклассник схватил со стола пол-литровую банку, в которой до того стояли цветы, и замахнулся на директора школы, сидящего за столом. Его бабушка сидела в углу и умильно смотрела на внучка, которого директор почему-то не хотел брать в свою школу.

Завуч, стоявшая в дверях, побледнела и сделала шаг к мальчишке, но тот тут же отскочил к распахнутому в теплое лето окну.

— Не подходи! — закричал он. — Выпрыгну!

Директор не смотрел на него, хотя до той банки было — совсем ничего. Он мерно, скучным серым голосом, на одном тоне, не повышая и не понижая, говорил бабушке:

— Вот, видите? Это он сейчас мне угрожает. Я же испугаться могу. Могу сильно испугаться. И толкнуть его. Сильно. Он из окошка выпадет, а мне отвечать. Понимаете? Зачем мне отвечать? У меня трое детей, сын в школу пойдет. В эту школу. А я — в тюрьме. Неудобно получается. Так ведь?

Он сам себе покивал головой, прикидывая, как увернуться, если у того дурачка не хватит мозгов, и он запулит банкой в лоб.

— Или возможен другой вариант. Вот, он сейчас мне банкой в лоб заедет. Ему-то ничего не будет, и вы это знаете. Вижу, и он знает — научили, значит, что маленьких не обижают. А у меня трое детей. И как теперь они будут без отца? Кто их кормить будет? Может, он? Он только и может, что на людей бросаться…

Бабушка попыталась смягчить впечатление:

— Петечка, ну, что же ты. Тебя же никто не трогает. Тебе никто не угрожает… Ну, успокойся, мальчик мой…

— А-а-а! Молчи, дура! Вы все против меня! И он, и ты, и все! Я сейчас ему шандарахну, а потом в окно выпрыгну, а вы все отвечать будете! Все!

Директор сидел и смотрел на эту картину: бабушка на стуле, взвинченный мальчишка с банкой, которой он махал все время, замахиваясь, бледная завуч в дверях…

— Да, ты, пожалуй, уже всех напугал. И бабушку, и завуча, и меня. И как же тебя теперь в школу принимать, если мы тебя боимся? Ты же страшный такой. Или убьешь кого, или сам в окошко выпрыгнешь, а нам отвечать. Вот, обидят тебя учителя, оценку не ту поставят, а ты — раз, и в окно…

— Не подходи-и-и!

— Ты глаза-то открой, открой, — все на той же ноте, совершенно не поднимая голоса, бубнил медленно директор. — Посмотри вокруг. Никто к тебе не подходит. А в классе будет тридцать человек, и все будут рядом. Ну, и нужно оно тебе? Ты же только раз какого-нибудь мальчишку или девчонку ударишь, и тут же родители придут разбираться. Родители — это не я. Я вот сижу, смотрю, терплю.

Мерный голос, ветерок из окна, никто не двигается, и только напряженный и весь всклокоченный мальчишка, который все еще дергается, все еще пугает.

— Ты думаешь, что я не хочу тебя учить? Ты неправильно думаешь. Мы тебя учить все равно будем, — так же мерно, убаюкивающе продолжал директор школы. — Мы тебя учить обязаны. Но ты ведь не хочешь, чтобы старшеклассники над тобой издевались?

Он сделал паузу, но паренек не отвечал, только поглядывая, не двинулся ли кто в его сторону.

— Ты говорить-то умеешь, а? — теперь директор уже улыбался, снижая градус разговора. — Или только кричать и отмахиваться? Ну, представь, махнешь ты или заругаешься в коридоре, а тут старшеклассники, а их много. И опять отвечать мне, а болеть — тебе… Ну, поставь, поставь ты эту банку. Я уже сколько времени перед тобой сижу и с тобой разговариваю, как с мужчиной, а ты, как девчонка какая-то истерикуешь тут. Ну? Во-о-от… Молодец. Давай, так договоримся. Я, похоже, тебе совсем не нравлюсь, ты вон даже и угрожаешь мне. Пусть бабушка завтра одна придет, мы с ней и побеседуем о твоей учебе, хорошо? Пётр, да? Договорились, Петя?