Николай, сын Петра Евграфовича, Николенька, как его все называли, мог бы сказать, что это уже не первая его охота, и ходил он уже с отцом, но суматоха встречи закружила его, огромное количество столичного народу, сопровождавшего князя окончательно смутило, так что мальчик просто стоял и улыбался в ответ. Да и охота на птицу и все его упражнения по стрельбе в лесу ни в какое сравнение не шли с нынешней. Выходило, что не так уж сильно князь и ошибался.
— Вот, он настоящий рыцарь, который будет сражаться с драконом! Как раз для моей Варвары защитник! Ну что, рыцарь, вот украдет дракон Варвару, пойдешь ее освобождать?
Варварой звали дочь Сергея Сергеевича. Она была где-то на полгода младше Николеньки и, честно говоря, отношения у мальчика с ней были сложными. Она и в совсем юном возрасте была существом весьма вредным и любящим позадаваться, подразнить выросшего среди сельской простоты приятеля. За последнюю же зиму вообще здорово изменилась, стала во многом не девочкой, а девушкой, которую интересовали уже не куклы и прочие детские забавы, а молодые люди, столичная мода, танцы и прочие подобные увеселения. Поддерживать разговор о моде и танцах Николенька не умел, так что юная дама смотрела на него теперь исключительно свысока (хотя и уступала в росте), вздыхала в ответ на любые его предприятия, закатывала глаза и восклицала: «Ах, как это по-детски!» Это вызывало улыбки обеих родительниц, Николеньке казалось, что смеются над ним, он еще более смущался, краснел и сбегал куда-нибудь. Или в конюшню, или опять стрелять с Никифором-дворецким по яблокам. Из-за всего этого он совершенно не был уверен, что выручать Варвару из лап дракона было бы так уж здорово, и кивнул князю в ответ исключительно в порядке добрососедства и рыцарской ответственности за окружающих дам.
Впрочем, сейчас Николеньку ничто не могло сбить с совершенно восторженного настроения. Первое участие в охоте наравне со взрослыми сильно поднимало его в своих собственных глазах, превращало мальчика в воина. Было так здорово стоять среди всей этой суеты, ощущать за плечами подаренное прошлой осенью ружье — ружье, к которому он уже приноровился, но у которого теперь заменили ствол для дроби на ствол для пулевой стрельбы: все по-настоящему, все всерьез. Ощущать, что он тоже является полноправной частью этого таинства под названием охота. Да еще какая охота: охота на дракона!
Тут надо ненадолго прервать наше повествование и сделать кое-какие пояснения для читателей, не так хорошо знакомых с географией края. Деревенька Агапкино, как и прочие владения Петра Евграфовича и Сергея Сергеевича, располагалась в N-ском уезде Западной губернии. И хотя в летописные времена эта губерния славилась своими Соловьями-Разбойниками и Змеями-Горынычами, то теперь, в наше время, обилием драконов похвастать никак не могла. То ли рыцари прошлых времен все-таки расправились с драконами окончательно, то ли общая неспокойность и людские волны, не раз за прошедшие столетия прокатывавшиеся по территории губернии, заставили драконов искать более спокойного пристанища, то ли сыграло свою роль уменьшение лесов вследствие хозяйственной деятельности и, следовательно, уменьшение укромных мест, необходимых для гнездования, — в будущем наука, вероятно, даст ответ на этот вопрос. Но на существо дела это уже не повлияет — драконов в Западной губернии не осталось, и лишь крайне редко залетные из Кавкасиони или еще дальше — из-за Хвалисс — ящеры будоражили местных жителей. И если в недалеком Придонье драконов видели чуть ли не каждый год, в крайнем случае через год, то жители N-ского уезда уже и забыли, когда в последний раз к ним залетал крылатый змей.
Вот почему в сообщение о том, что где-то на Белом Кряжу, недалеко от Агапкино, появился дракон, первоначально никто не поверил. Но встречи с драконом повторились, а потом дракон утащил козу самого Агапкинского старосты, Платона. Козий пастух Емелька довольно быстро унес ноги при появлении ящера и подробности поведать не мог, а вот собаку, которая вместе с Емелькой пасла коз и оказалась храбрее человека, агапкинцы нашли просто перекушенной пополам. Примчавшись на место и осмотрев остатки мохнатого козопаса и многочисленные следы драконьих лап, Петр Евграфович понял, что дракон — это не шутка, что это не привиделось спьяну его мужикам, и начал действовать.