Будни и праздники императорского двора

Вероятно, менее правдоподобно изображение этого же сюжета в дневнике М. А. Корфа. В записи от 30 декабря 1830 г. он, рассказывая о постановке «безделки» «Купец третьей гильдии», приписал это немного измененное высказывание самому Григорьеву в роли купца, так как тот появился с Аннинской ленточкой на кафтане. Когда его товарищ спросил его: «Что, верно за Бородино?», последовал ответ: «Нет-с… По искусственной части… Да мы вывезли фунтиков тридцать мусору-с». И далее Корф пишет о более серьезных последствиях этого экспромта: «Аллюзия на возобновление Зимнего дворца была слишком метка, и можно себе представить неистощимый хохот публики. Но Григорьева послали придумывать другие, более пристойные остроты, в гауптвахту на семь дней, а начальнику Жандармского штаба генералу Л. Л. Дубельту, на котором лежала цензура театральных пьес, сделали такой выговор, если еще не более, что он теперь с неделю уже сидит безвыходно дома» [606] . Но и об этом варианте Николай Павлович якобы со смехом рассказывал П. Д. Киселеву.

«Обедня навела на меня грусть»: в дворцовых храмах

Придворный этикет вызывал некоторые особенности в практике дворцовых богослужений. Молодая А. Ф. Тютчева, только что утвержденная фрейлиной в штате цесаревны Марии Александровны, записала в своем дневнике от 25 января 1853 г.: «Обедня навела на меня грусть. Это так великолепно, так пышно, так торжественно. На колени становиться нельзя, это было бы нарушением этикета, и здесь перед Богом стоишь в полном параде. Я чувствовала себя как ребенок, которому приказали сделать реверанс перед матерью вместо того, чтобы обнять ее» [607] . Запрет на коленопреклонение объясняет, почему представители императорской семьи не вставали на колени во время богослужения в храмах Западной Европы, в том числе католических. Это не было каким-либо вызовом или отсутствием набожности, как казалось некоторым наблюдателям, незнакомым с обычаями русского императорского двора.

Маркиз де Кюстин приводит рассказ своего знакомого «из самых правдивых людей», описавших ему посещение церкви дель Джезу в Риме великой княгиней Марией Николаевной и ее супругом-католиком герцогом Лейхтенбергским: «В последний день декабря, – писал де Кюстину его корреспондент, – я зашел в… Прекрасный алтарь святого Игнатия… сиял огнями. Играл орган, в церкви собрался весь цвет римского общества; слева от алтаря стояли два кресла. Вскоре в церковь вошли великая княгиня Мария, дочь российского императора, и ее супруг герцог Лейхтенбергский в сопровождении свиты и швейцарских гвардейцев; они заняли приготовленные для них кресла, и не подумав опуститься на колени, хотя скамеечки для молитвы стояли перед креслами, и даже не взглянув на святое причастие. Придворные дамы уселись позади принца и принцессы, так что тем, чтобы вести светскую беседу, приходилось поминутно оборачиваться. Два камергера остались стоять, как предписывал этикет. Ризничий… поспешил принести стулья; увидев это, принц и принцесса и их окружение разразились совершенно неприличным смехом. Тем временем церковь заполняли кардиналы, один за другим занимавшие свои места; последним явился папа; он опустился на колени и простоял так до конца мессы. Отзвучал Те Deum – песнь благодарности за милость Господню в истекшем году; один из кардиналов благословил верующих. Его Святейшество по-прежнему стоял на коленях; герцог Лейхтенбергский наконец последовал его примеру, но принцесса даже не шевельнулась» [608] .

Незадолго до воцарения Николая I закончился неудачей эксперимент с преобразованием православной церкви, задуманный Александром I. После Отечественной войны 1812 г. в окружении Александра I появилась идея всемирного объединения христиан. Она нашла отражение в акте Священного союза, мероприятиях Библейского общества (как филиала британского) и учреждении объединенного Министерства духовных дел и народного просвещения (1817–1824). Тогда же возникла идея перевода Библии на русский язык. Ортодоксальное духовенство справедливо рассматривало эту тенденцию как отказ от одного из таинств – священства, так как именно протестантство отрицает необходимость отдельного сословия духовенства для общения с Богом. В 1821 г. Новый завет с параллельными русским и славянским текстами был готов к печати. С переводом Ветхого завета возникли проблемы. Весной 1824 г. митрополит Серафим и А. С. Шишков уговорили Александра I приостановить издание Библии на русском языке [609] .