Замок квартиры в Сохо был покрыт царапинами. Кто-то здесь побывал в его отсутствие. Но Рональд не обратил на это никакого внимания. Ему казалось, что теперь ничто на свете не растрогает его, не поразит, не заставит испытать волнения. В квартире звонил телефон. Рональд не подошел. Телефон зазвонил снова. Потом опять. Наконец Рональд сердито крикнул в трубку: «Убирайтесь к черту!»
– Простите, как вы сказали?
Рональд узнал голос Дженнифер, секретарши бригадира, и стал ей врать что-то несуразное.
– А я уж подумала, что вы сошли с ума, – заметила Дженнифер. – Бригадир просит вас непременно быть сегодня вечером на одном заседании. В девять часов.
– К черту. Ни на какое заседание я не пойду, – отрезал Рональд, дивясь себе.
– И все-таки вам следует на нем присутствовать, – настаивала Дженнифер. – Ведь оно состоится на Даунинг-стрит [44]
.Рональд окончательно утратил те качества, которыми раньше обладал в избытке, – патриотизм, преданность, верность. И только честолюбие, пустое честолюбие заставило его в конце концов принять приглашение на дом к главе государства.
– Ладно, – согласился он угрюмо. – Приду.
– Невероятно! – в восхищении воскликнул премьер-министр. – Поверьте, Бейтс, вы заслужили благодарность нации.
Рональд зажег сигарету.
– Но как вы снесли такие мучения и пытки?
Рональд не стал им рассказывать о том, что он читал про себя «Грантчестер». Он вообще за все заседание не произнес ни слова. Все присутствующие – министры, «безликие», множество неизвестных Рональду высокопоставленных лиц – восхищались его храбростью, умом, несокрушимым чувством долга. Но Рональд мрачно молчал.
– К счастью, все закончилось благополучно, – продолжал премьер-министр. – Удачно и то, что не будет процесса над Лавлейсом – это бы плохо отразилось на национальном престиже.
– И все-таки бригадир Радкинс поступил неэтично, застрелив Лавлейса, – заявил лидер оппозиции: он вспомнил, что еще ни разу в этом вечер не выступал с критикой.
– Мерзавец пытался бежать, – соврал бригадир, даже не покраснев.
– Не будем ссориться, – вмешался министр обороны. – Мы должны на коленях благодарить Бейтса – ведь он разоблачил змею, которую мы согрели у себя на груди.
– Внимание, внимание! [45]
– с энтузиазмом завопили адмиралы, генералы, министры, главы департаментов.Министр иностранных дел поднялся со своего места и повел хоровод, затянув:
Исполнилась заветная мечта Рональда – его провозгласили национальным героем, но Рональд при этом не испытал ничего, кроме глубокого отвращения. Покраснев от ярости, он вскочил.
– Заткнись! – шепеляво крикнул он (на месте передних зубов у него зияла дыра).
Пение смолкло, и правители Британии недоуменно уставились на молодого человека.
Гнев рвался у Рональда из самой глубины души. Он отчаянно искал нужные слова, такие, что смогут предельно ясно выразить его бесконечное презрение к этим людям. Но нужные слова потонули в волне негодования, охватившего все его существо.
И он выбежал вон из высокого, обитого шелком зала и с силой захлопнул за собой дубовую дверь.
В зале наступила неловкая тишина.
Потом министр внутренних дел заметил:
– Проклятие. Бейтс пришелся бы сейчас весьма кстати, его пример помог бы нам поднять моральное состояние службы внутренней безопасности. Последнее время там в этом отношении неблагополучно.
– Тогда, – предложил «Q», – надо найти кого-нибудь еще. Введем в рассказ нового героя.
– А представьте себе на минуту, что эта дубина Солт вернулся бы в Лондон раньше Бейтса? И помчался докладывать Лавлейсу, то, что выведал у Бейтса в Афинах? Правда, Бейтс в разговоре с Солтом умышленно исказил истину, обвинив во всем меня. Но все равно Лавлейс был бы предупрежден – и чем бы это могло кончиться?
Присутствующие взволнованно загудели:
– Мы бы, наверное, так никогда и не узнали…
– Лавлейсу все сошло бы с рук.
– Он остался бы среди нас…
– Предатель во главе службы безопасности…
– Нам чертовски повезло…
– Кстати, а кто именно помешал Солту вернуться в Лондон?
– Понятия не имею…
– А это не Джонс или как его там? Который…
– Конечно же! Хаббард-Джонс. Он давно подозревал Солта.
– Правильно, он тогда устроил налет.
– Хаббард-Джонс! Хаббард-Джонс!
Скоро все вокруг твердили эту фамилию, словно спасительное волшебное слово.
Заседание подошло к концу.
– Жаль, что это паренек нас подвел, – посетовал министр обороны. – Он мог бы нам сослужить неплохую службу.
Присутствующие единодушно согласились.
– Никуда не денется, – сказал бригадир. – Я эту породу знаю. Вернется как миленький. Что в старину говорили иезуиты? Дайте мне агента, когда ему двадцать, – и он мой навсегда.