А кто это знал, с чем едят эту патентную экспертизу? Ну, и началось! Кинулись ко мне, а я думаю: "Братцы! А когда ж я жить и работать буду?" Раз отказал, два, мол, сами давайте - не боги горшки обжигают... Обиженных я считать не стал, а тем более к слухам приноравливаться... они ж из компетентных и независимых источников... "ТАСС уполномочен сообщить"... Но откуда-то Люськино имя узнали, потому что многие в ее патентный институт кинулись... цепочку-то выстроить проще простого... и пошло, пошло... одна Авдошкина мне сочувствовала и, правда, помогать стала... но зато я все время, как на исповеди присутствовал - она мне такого понарассказала... Сидит, работает, а язык сам по себе живет... уже до женских секретов добралась... Познавательно, конечно, но очень уж подозрительно: про такое, наверное, только с подружкой близкой, или доктором, и я никак не мог решить, кто я - никак не выходило, что кто-нибудь из них...
А привычка? Без нее не проживешь... а с ней... слишком часто - лучше б ее и не было... а то все, как у амебы становится: сплошь врожденные рефлексы... и больше ничего...
Диссертация мне казалась полной ерундой, и я успокаивал себя только тем, что не могли все разом сговориться, чтобы врать мне, что она нужна и полезна, ну, и так далее... Командировки - тоже тоска... разве что заработок... Вокзал заплеванный, чай перекипевший, мутный с тугим коржиком, простыня влажная, номер в гостинице с резким запахом хлорки, тусклый свет и сквозняк в цеху, а вечером кино с поцарапанной пленкой и ужин в буфете: утка с зеленым горошком и стакан сметаны, а потом ночью пьешь, пьешь и рыгаешь, звук такой, как будто лошадь мордой трясет, а губы шлепают и в горле у нее клокочет... тоска. Черноземный горизонт до бесконечности, до абсурда, до отчаяния... и в довершение всего Люська перестала очки снимать, когда целуется. Я сначала решил, что по рассеянности это, и, по-джентельменски стерпел... Терпел, потому что дужка стекла мне чуть пониже переносицы так уперлась, что думал обчихаюсь... какое уж тут чувство, если думаешь, как не обидеть человека своей несдержанностью... А Люська ничего... будто не заметила... и опять очков не сняла... Мне так обидно стало... больше всего обидно, из того, что меня тогда давило... Ятут же решил: значит, сам виноват: вот женился бы - она бы всегда очки снимала, а так - и не скажешь... Ну, короче говоря, я принял это за знамение судьбы. Попросил у Андрюшки, чтобы он мне перепечатал стихи те, что под копирку достал, из "Доктора Живаго", и когда вычитал там: "Аве отче, если только можешь, чашу эту мимо пронеси", по-настоящему заплакал. Слезы катятся, а я думаю: отчего я так разревелся? И выходит: просто из зависти, что человек не только себя понять может, но и всему миру объяснить, что с этим несчастным огромным и крошечным миром происходит, объяснить всего двумя строчками! Вот это уже вершина концентрации эмоции, а энтропия какая! Тут я понял, что въехал на своего конька - на энтропию, я уж давно заметил, что у меня такой комплекс выработался "энтропийный" - с тех пор, как Борис Давидовичу экзамен сдавал не по книгам, а по его диссертациям... И понесло меня, понесло... я уж так далеко от поэта забрался, что и сам не знал, как выбраться... поехал к Юрке и первый раз в жизни так напился, что ничего не помнил и утром не мог никак сообразить, где я...
Лежу - потолок чужой, занавески чужие, угол скатерти со стола свисает чужой и картинка на стене, какая-то очередная сосна реалистическая, готовая к распилке на дрова... голова гудит и хлюпает, и ни одной мысли. Вот это меня страшно обрадовало - что в голове пусто... А первая мысль, которая позже появиялась, что, значит, я все-таки выбрал путь и ушел... а там уж и не трудно было по обрывкам, обрывкам добраться до Юркиной квартиры, вчерашнего разговора и даже воспоминания о том, как я не позволял ему снять с себя туфли и говорил: "Я тебе не доверяю! " Это я про туфли... чтобы он снял их...
Совершенно гнусный сюжет получался...
Я пошел к Бороде. Исповедоваться. И там же, сидя против него в кабинете за столом, понял, что никого нельзя слушать ни в чем, что тебя касается... а только скрести душу пятерней и кряхтеть... то ли от натуги, то ли от удовольствия... и прислушиваться внимательно, что внутри происходит... мы с ним больше про "Эрмитаж" говорили, про Петербург провинциальный, и мне ясно стало, почему он лабораторией заведует, а не Иван Семенович, например... я даже удивился, как это просто, и объяснять не надо...
Вот только не сходилось с другими лабораториями, там частенько Иван Семенычи сидели... уж я-то побродил, повидал, благодаря патентам этим...