В коридоре горел свет, лампа светила и на кухне. Дверь в гостиную была распахнута. В комнате никого не было, но большущая пяти рожковая люстра, приобретенная Кристиной на рынке «Юность» беспардонно сверкала под потолком, пережигая вхолостую целую кучу электроэнергии. Такое наплевательское отношение к вопросам сбережения ресурсов, будь-то вода, газ или электричество, в точности соответствовало замашкам Кристины. Но, если прежде Вася корил жену за халатность, то сейчас был готов расцеловать.
– Кристичка?! – воскликнул Вась-Вась, но никто не отозвался на зов. – Кристя?! – повторил Бонасюк, и заплакал.
Вася без сил опустился на пол. Из-под двери в спальню пробивалась тонкая полоса света. И еще какие-то звуки, которые он принял за телепрограмму. Однако, стоило ему навострить уши, как он узнал голос жены. Более того, Васе даже померещилось, что Кристина постанывает, причем, не похоже, что от боли. И тут страшная догадка раскаленной иглой пронзила все существо Василия Васильевича, и он вскинул руки, как бы пытаясь опять защититься от удара. Но, бывают удары, которым не противопоставишь блок.
Василий Васильевич в панике попятился, и неловко сплел ноги. В правой голени словно спица торчала, это был привет от Планшетова. Бонасюк потерял равновесие и рухнул, сильно ударившись надбровьем о плинтус. Через посыпавшиеся из глаз искры он увидел, как дверь в спальню распахнулась, выпустив одетые в черные дырявые носки ноги.
Вася зажмурился, полагая, что ноги принадлежат палачу, а, следовательно, настал его смертный час.
– Васька? Кто тебя так?! – спросил перепуганный голос Ивана Митрофановича Растопиро. Кроме испуга, в голосе кавторанга слышалось еще нечто, но Бонасюку было не оттенков.
НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
Покидая гостеприимный кров Бонасюков в январе, Иван Митрофанович прихватил комплект запасных ключей от двери. Совершенно нечаянно получилось. Размолвки супругов он не застал, уехав в первых числах месяца. Бонасюк тогда решил не откровенничать. Наплел нечто туманное:
– Поехала, поистине, к маме… Мама у нее в селе заболела. При смерти… Того и гляди, помрет.
– А ты чего не с женой? – прищурился Иван Митрофанович.
– Нужна мне, по честному, та теща? Глаза бы ее не видели.
– Смотри, Васек, – предупредил на прощание кавторанг. – Молодую жену далеко от себя отпускать, себе дороже. Тем более, в наши годы. Потом не поймаешь. – Тут кузен попал не в бровь, а в глаз. Васю от такой прозорливости передернуло.
Поскольку дома Ивану Митрофановичу не сиделось, в марте он опять засобирался в дорогу. Город металлургов казался погруженным в долгую зимнюю спячку. Заводы больше стояли, чем трудились, транспорт работал с перебоями. В крупном индустриальном центре гораздо ощутимей чувствовался глубокий экономический кризис, поразивший отечественную экономику. В столице было повеселее. И денег побольше, и фонарей на улицах погуще.
Кроме того, Иван Митрофанович запал на Кристину. Зеленоглазая кузина будоражила воображение Растопиро, не отягощенное никакими другими мыслями. Стоило только подумать о ней, как он скидывал лет пятнадцать, вновь чувствуя себя юным гардемарином.[76]
Выйдя из здания железнодорожного вокзала столицы, и в грубой форме отклонив зазывания оккупировавших площадь «грачей»: «знаю я вашу блядскую мафию, полквартала проедешь, десять баксов давай», Иван Митрофанович нырнул в метро. В половине первого дня Иван Митрофанович был у цели. Василий Васильевич, к тому времени, томился в камере РОВД. Потренькав, для приличия в дверь, Растопиро отпер ее своим ключом.