Читаем Будни Севастопольского подполья полностью

Кузьма дернул Ревякина за рукав и кивнул на дорогу, ведущую из города к вокзалу. По ней спускалась вереница грузовых машин с жандармами и солдатами.

— Сейчас оцепят весь район. Наверняка и сюда доберутся, — сказал он.

— Пошли, полюбовались и хватит.

Александр вышел на тропу, ведущую к дому. Товарищи последовали за ним.

IV

Утром жандармы арестовали всех железнодорожников, работавших в ночной смене. Вел допрос следователь полиции безопасности. На южных слободках шли облавы на партизан. Балковские пути были оцеплены солдатами. Возле составов с продовольствием выставлена охрана. На путях, в железнодорожных мастерских, возле товарной и технических контор шныряли агенты полиции. Все взято под надзор. Каждый шаг следовало теперь рассчитывать.

Раньше других это почувствовал Виктор. Утром, придя на работу, он увидел в конторе вокзального полицейского Ганса Эрика, невысокого рыжего немца, который разговаривал со счетоводом конторы. Обычно Эрик не заходил к ним, околачивался на перроне или возле «бангоф-офицер». Увидев Виктора, Эрик подошел к нему.

Манеры у Эрика вкрадчивые, на прыщавом лице улыбка, а глаза беспокойные. Он всегда казался Виктору каким-то скользким, вроде живого бычка, — рукой не ухватишь.

Виктор насторожился, скуластое лицо его окаменело. А Эрик все старался втянуть его в разговор. Чтобы избавиться от расспросов, Виктор поспешил уйти на пути. Раскладывая рапортички по вагонным карманам, он то и дело ловил на себе взгляды охранников.

Покончив с рапортичками, Виктор перебрался на другой путь, куда подали состав, и стал списывать номера. Переходя от вагона к вагону, он увидел вдруг Эрика, шмыгнувшего за платформу и издали следившего за ним. Не подавая виду, что заметил, Виктор подходил все ближе и ближе. Эрик перебежал к тупику, где стоял служебный вагон полевой жандармерии, вскочил на подножку и скрылся за дверью.

Сегодня Коле и Косте удалось при погрузке состава отложить в двух вагонах несколько ящиков с галетами, консервами и сигаретами. Костя попросил Саню выяснить, где в сформированном маршруте поставлены помеченные им вагоны, так как ночью предстояла работа продотряду.

Саня отсчитал от головы состава помеченные стрелой вагоны и решил завернуть к Мише Шанько, чтобы предупредить его о предстоящем ночном рейде. Но тут он увидел идущую ему навстречу Милу. Вид у нее был подчеркнуто строгий и неприступный. Саня замедлил шаг.

— Не останавливайся и к Мише не ходи, — шепнула Мила на ходу и, не взглянув, прошла мимо.

И тут Саня заметил жандарма, который стоял возле машинного, помещения и наблюдал за ними.

«Ай да Мила! Сыграла что надо!» — с благодарностью подумал он и пошел прямо на угольный склад.

Репрессии и слежка усилились не только на станции. Во всех районах города шли облавы на партизан. Заборы запестрели приказами, которые требовали у населения выдачи партизан. Теперь не только с наступлением комендантского часа, но и днем на слободках и в городе ходили вооруженные патрули.

Александр и Жора, возвращаясь из школы с Северной стороны, не без удовольствия наблюдали за тем, как по улицам метались жандармы. Через Машу они узнали, что Майер неистовствует. Они радовались удачной диверсии на станции.

Дома Ревякин застал Лиду на кухне. Она стояла, прислонившись головой к косяку окна, и плакала.

— Что с тобой, Лидуша? — сбросив пальто, Александр поспешил к жене. — Ты что, больна?

— Нет, нет… не я. Казалось, ком застрял в горле, не давая ей говорить.

— Так что же случилось?

— Машу арестовали. Только что прибегал Ваня… Он видел, когда ее вели на допрос в полицию. Замучают теперь Машу…

Лицо Александра посерело. Удар был оглушителен. С минуту он ходил из угла в угол по кухне, поглаживая рукой волосы, как бы стремясь снять боль в голове.

— Да, переиграла Маша. Но ты не волнуйся. Она такая, она выкрутится.

Успокаивая жену, Ревякин думал: «У Маши при обыске могли найти подложные справки и биржевые карточки для ребят, бежавших из лагеря. На следствии будут пытать. Выдержит ли?»

V

Вечером Миша Шанько и Мила пришли к Виктору, чтобы встретиться с симферопольским комсомольцем Володей Баранаевым.

Володя курсировал по линии, сопровождая вагон, доставляющий продукты-пайки начальству станции. Он многое видел и всегда привозил с собой «полные карманы» новостей. В Севастополе он поприятельски заходил ночевать к Виктору.

Это был высокий красивый черноглазый здоровяк. Ему трудно было подыскать для себя обувь сорок пятого размера и поэтому он щеголял в огромных немецких валенках-сапогах. Под могучей внешностью Володи скрывалась пылкая поэтическая натура. Он любил стихи, музыку, украинские песни не меньше, чем Виктор свою гитару. Вдвоем они составляли отличный дуэт. Когда приезжал Володя, в доме Кочегаровых не умолкали песни.

Но их связывала не только дружба и любовь к музыке. Володя увозил с собою из Севастополя пачки газет «За Родину», листовки, которые раздавал товарищам в Симферополе и на линии. Круг его друзей был велик, и листовки, переходя из рук в руки, нередко проникали в самые отдаленные районы области.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза