Будни Севастопольского подполья

Ребята забыли о том, что стоят на косогоре, освещенные ярким светом «лампады». Над их головами вдруг взвизгнули пули и впились в стену.

— Полундра! Ложись! — крикнул Костя.

Ребята бросились на землю и поползли меж камней за стену…

Ни один поезд в эту ночь не ушел со станции.

Костя и Саня спали с Колей в его убежище. Утром их растолкал Николай Андреевич.

— Ну, хлопцы, что делается в городе — не передать! — рассказывал он. — Фрицы удирают в Стрелецкую. В центр жандармы никого не пускают. Пристань тоже оцеплена. Говорят, наши прорвали Перекоп…

— Перекоп взят?! — Костя вскочил с матраца. — Братва, живей вставай!

Минут через пять Саня спускался уже с горы на станцию, к угольному складу, а Костя с Колей затерялись в толпе, которая скопилась на берегу Южной бухты. Здесь собрались рабочие, которых жандармы не пропускали в город и в порт, несколько женщин с привокзальных улиц и буйная орава быстроногих портовых мальчишек. Среди них, конечно, был Петька.

Машины запрудили Корабельный спуск, Лабораторную, вокзальную площадь, Портовую улицу. В несколько рядов стояли они в ожидании, когда удастся прорваться в город.

— Вот дали напиться так дали! — Петька толкнул локтем Костю и скосил глаза на пристань.

У причалов, накренившись и осев от пробоин, стояли поврежденные транспорты. На воде плавали ящики, бочки, офицерские и солдатские фуражки, доски. Напротив пристани, у стены Корабельного спуска, все железнодорожные пути были загромождены скелетами дымящихся вагонов. По путям сновали солдаты санитарной команды, собирая обгоревшие трупы эсэсовцев.

С вершины горы длинной ломаной цепью спускались вооруженные эсэсовцы, окружая косогор. Коля переглянулся с Костей, ни к кому не обращаясь, спросил:

— Чего это они там ищут?

— Вчерашний день, — пробасил позади рабочий.

— Ищут тех, кто ночью порезал все провода, — уточнил один из мальчишек.

— А правители города уже задали стрекача, — послышался тот же бас. — Новый городской голова и полицмейстер первыми на пароход сиганули. А теперь, вишь, канцелярии жгут.

Снизу хорошо были видны костры, полыхавшие на горе перед зданием полицейской управы, во дворах комендатуры и СД. Ветер взметал бумажный пепел, который, кружа, носился в воздухе и черными хлопьями осыпал развалины домов и синюю гладь бухты.

— А энти тоже драпают? — веснушчатый паренек кивнул на запрудившие площадь машины.

— Сам не видишь? — спросил бас.

— А сколько их там за городом — тьма-тьмущая! — сообщил Петька. — Я на горку взбирался, смотрел. Машины стоят аж до Мекензиевых гор.

Петька не врал. За ночь на Симферопольском и Ялтинском шоссе скопились тысячи автомашин, а с рассветом они неудержимым потоком с двух сторон хлынули в город, забили все улицы. Машины были переполнены ранеными, удиравшими интендантами, чиновниками, гестаповцами и полицаями. Все спешили проскочить через узкую горловину Херсонесского моста к Стрелецкой, Камышовой и Казачьей бухтам, где стояли транспорты и самоходные баржи. У моста образовалась грандиозная пробка.

На берегу появился Саня и, разыскав Костю, Колю и Петьку, поманил их. От моториста дрезины, только что прибывшей из Бахчисарая с железнодорожным начальством, он узнал, что советские войска вчера утром освободили Джанкой, а ночью танкисты ворвались на окраины Симферополя.

— Надо народ оповестить! — сказал Костя.

Саня достал из кармана несколько кусков мела и древесного угля.

— Сегодня же испишем все заборы, стены и мостовые, — подмигнул он.

— Зачем? — воскликнул Петька. — Я шепну своим пацанам, а через час уже все будут знать и на Корабелке, и на Воронцовой, и на Зеленой горке.

— Возьми, возьми уголька. Пригодится, — вставил Коля. — Пусть и фашисты почитают.

Две следующие ночи ребята, как и все севастопольцы, не смыкали глаз. Жители города и слободок вылезали из убежищ, подвалов и часами стояли под звездами, с восторгом слушая гул канонады, которая придвигалась все ближе и вскоре стала явственно доноситься из Качинской долины.

Но многим из тех, кто в эти ночи с радостью ловил гул приближающейся битвы, не суждено было дождаться избавителей. Начались массовые облавы, сперва в центре города, затем на окраинах. Жандармы врывались в дома и убежища, давали двадцать минут на сборы и гнали толпы людей на городскую пристань, в Стрелецкую и Камышовую бухты. В каютах и трюмах пароходов и самоходных барж прятались фашистские солдаты и офицеры, а на палубах под присмотром автоматчиков размещали русских женщин с детьми, которым было приказано в случае появления советских самолетов размахивать руками и платками.

Когда облавы приблизились к Лагерной балке, Костя велел Толику бежать на Лабораторную и скрыться в доме у дяди, а сам с Колей и Саней спрятался в развалинах.

II

Первые дни мая. Дни благоуханного цветения. Самая яркая, пышная пора черноморской весны. Лилово-багряными соцветиями облиты стволы и ветви иудина дерева, облаком бледно-розовых лепестков окутаны рощи у панорамы, в садах цветет персидская сирень. Все буйно цветет и радостно.