– Прибежали, – комментирует очередное слово Маша. – Пишем приставку ПРИ, потому что… – договорить она уже не успела.
До сих пор не знаю, что произошло: то ли я так сильно дернул за дверцу шкафа, стараясь поскорее достать эти злосчастные дидактические материалы, то ли «щучий хвост» возомнил себя ласточкиным пером и решил отправиться в полет, а быть может, мне просто наконец-таки воздались все слезы двоечников, которых я заставлял ходить к себе на каникулах. Но стоило открыть дверь, как на меня посыпалась земля.
Либо двоечники плохо плакали, либо у меня все же есть ангел-хранитель, но горшок, каким-то чудом, хоть и упал, но остался лежать на шкафу, потому что, если бы эта махина все-таки приземлилась бы мне на голову, что-то мне подсказывает, вы бы сейчас эти строки не читали.
Знаете случаи, когда люди, ставшие свидетелями чего-то необычного, просто молча стоят, открыв рот, и не могут пошевелиться. Вот это была как раз моя ситуация. Мне барабанит по голове земля, которая буквально через пару секунд была везде: в волосах, в карманах пиджака, под рубашкой, простите, во рту, а я продолжаю стоять, подняв глаза.
Секунд пятнадцать в классе стояла просто мертвая тишина. Серьезно, я не могу подобрать более подходящего прилагательного. Слышно было только землю из горшка, которая, похоже, просто не собиралась заканчиваться.
Наверное, такие же чувства испытывают актеры, когда им вручают «Оскар»: ты стоишь в лучах славы, а все вокруг в восхищении смотрят на тебя. Только вместо славы я стоял по колено в грязи, а вместо восхищенных взглядов голливудской элиты на меня уставились тридцать пар глаз школьников. О чем еще может мечтать учитель?
Когда цветок все же перестал фонтанировать землей и ресурсы горшка наконец-то иссякли, у меня буквально слезы из глаз брызнули от смеха. Более нелепой ситуации придумать просто невозможно: ходишь такой деловой в пиджачке по кабинету, исправляешь ошибки, оцениваешь ответы, а тебе на голову падает цветок. По-моему, замечательное завершение урока. Дети пару секунд все так же непонимающе смотрели на меня, а затем уже весь класс взорвался от смеха. Это вам не вымученные улыбки в «Аншлаге», тут стены сотрясались от хохота.
Когда я наконец сумел взять себя в руки, мне предстояла еще одна почетная обязанность,
мне нужно было дойти до выхода из класса. С каждым шагом с меня сыпалась земля, оказалось, что горы песка за собой можно оставлять не только в старости.
– Павел Викторович, – окликнула меня у самой двери Маша, – у вас еще в волосах земля.
– Маша, если бы только знала, где у меня еще земля, – подумал я и поплелся в туалет. – Доделываем упражнение.
И знаете, что самое удивительное? Доделали.
Огласите весь список!
Мне кажется, что в большинстве своих школьных проблем виноват я сам, точнее мои непонятные ожидания и фантазии. Только сейчас я понимаю, что в систему образования я пришел не просто в розовых очках, а в самом натуральном розовом шлеме. Что, кстати, достаточно странно, потому что все детство у меня перед глазами был пример мамы, учителя начальных классов. И обо всех бумажках, бесконечных совещаниях, нескончаемых тетрадях и прочих школьных прелестях я, естественно, был наслышан. Опыт мамы недвусмысленно давал понять: хочешь хорошо выполнять свои обязанности – нужно пахать. ПАХАТЬ! И никак иначе.
Но то ли у меня с пониманием проблемы, то ли все мы в юности думаем, что уж я-то точно с любой преградой справлюсь, это ж Я, а может, просто дело в том, что пока человек на своей шкуре не ощутит все прелести той или иной профессии, ни о каком «я знаю, что меня ждет» речи идти не может.
С трудом, но все-таки пережив первые полгода в школе, я наконец-таки перестал по часу лежать на кровати после каждого рабочего дня, бессмысленно уставившись в потолок. Освоился? Акклиматизировался? Увы, нет. Все гораздо прозаичнее. С меня сняли почти половину нагрузки. С января в школу пришла новая учительница истории и забрала у меня совершенно непрофильные для моего диплома историю и обществознание.