Будни ваятеля Друкова

Этот богатырь, валяющийся сейчас в луже, в центре своего кабинета, весьма неумело и хаотично принялся использовать в своей сумбурной речи довольно устойчивые фразеологические обороты ненормированной лексики. Но его постоянно утешало совсем иное. В свои двадцать пять лет он твёрдо знал, что сумма его ежемесячной пенсионной выплаты будет почти в десять раз больше, чем у самого знатного и опытного сталевара.

Впрочем, скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается. Ему ещё и дожить надо будет до этого самого, пенсионного возраста. Ведь ситуация в Разгуляндии пусть не очень быстро, но менялась. Наверняка, в лучшую сторону, потому, что хуже уже и не могло быть. Хуже никогда, нигде и ничего не было.

Пока Гаврилюк поднимался на ноги, поддерживая двумя руками свой живот и думая, как бы наказать поливальщика цветов, Римма Афанасьевна с воплями завершила свой четвёртый «заезд» и соскользнула с пока ещё относительно активного «штыря» Дениски. А поливальщик цветов и прочих растений Вася Рупин, перекрыв воду, скромно подошёл к давним друзьям, только завершившим половое слияние, и тихо прошептал:

– Я тоже хочу, Римма Афанасьевна. Я тоже… человек. Тем более, я вышел в ваш мир, в ваше замечательное сегодня и мощное завтра, прямиком из народа, из самых нижних слоёв. Ведь вы слышали о детях трубопроводов?

– Заткнись, Вася, – сказала министр культуры областного уровня и значения, отряхиваясь и вставая на ноги, – я ничего о них слышать не желаю! Это десятки миллионов дармоедов! Кто им мешает становиться миллиардерами или, хотя бы, обычными миллионерами?

– У них это… как-то, не получается, – пробормотал Вася. – А я вот в люди выбился. Теперь – поливальщик цветов. При такой работе всегда можно что-нибудь съесть. Но я хотел бы попробовать… вас, Римма Афанасьевна.

– Я подарю тебе кусочек счастья, вечером на столе, у себя в кабинете, –пообещала Васе министр культуры областного уровня, – если, конечно, тебя через пятнадцать минут не замочит наш инструктор Силантий Гаврилюк.

– Я владею приёмами рукопашного боя, – ответил поливальщик. – Не замочит. Пока что я его замочил. Натурально. Это был протест…

Выбрался из зарослей цветочной клумбы и Дениска, медленно, но настойчиво заправляя свой натруженный «инструмент» в штаны. При этом Друков сделал строгое замечание почти юному поливальщику, обратив внимание на то, что лично у него с министром культуры, госпожой Курдюминой деловой разговор. А Рупин без всяких церемоний в него встревает. Ничего культурного в таком поведении не просматривается.

Глубоко уважая авторитет скульптора и поэта Друкова, застенчивый не в меру Вася Рупин ретировался, покорно побрёл в сторону небольшой каменной хозяйственной постройки, где хранились шланги, лопаты и мётлы. Там его терпеливо и упорно уже ожидал инструктор Гаврилюк, мокрый, как курица после трёхчасового ливня, и мстительный, но справедливый, подобно голливудскому герою с именем «Зорро».

Одним словом, мастер восточных единоборств Вася Рупин, всё же, попал под его кулаки. Причём, он даже и не успел вспомнить, что владеет приёмами смертельного рукопашного боя. Крупный мордоворот и бугай, но мелкий чиновник Силантий, состоящий на службе у ещё более крутых господ, чем сам, вырубил незадачливого поливальщика цветов одним ударом. Пробормотал что-то похожее на мантру и с некоторой гордостью удалился прочь.

Курдюмина и Друков вновь присели на скамейку, переходя к деловой части их общения. Но при этом она не дала Денису Харитоновичу никакой возможности окончательно спрятать в штаны один из своих, не очень больших, но действующих фрагментов усталого тела.

Римма Афанасьевна, времени от времени с придыханием теребила изящными длинными пальцами с замысловатым маникюром несколько «увядший пестик», подробно и тщательно объясняла гениальному скульптору и такому же поэту, что «добро» на оборудование его мастерской в Хэллоуине получено, и сумма очень скоро будет переведена на счёт господина и одновременно товарища Друкова.

В знак благодарности или, может быть, от наплывающей на него страсти Дениска, тяжело дыша, вцепился левой рукой в густую и смолисто-чёрную шевелюру прекрасной дамы, а правой попытался отвести конец своего «парнишки» в сторону. Но не успел. Стремительная струя живительной влаги влетела Римме Афанасьевне в широко раскрытый рот. Она, как голодная синица, моментально проглотив солидную порцию сексуального завтрака, с нежностью произнесла:

– Ты – баловник, Денис Харитонович. Но это хорошо и… полезно для здоровья. Так в мои юные годы мне часто говорила ещё моя покойная прабабушка. Она неплохо в этом разбиралась.

– Но я бы хотел вернуться к самой главной теме нашего разговора, Римма, – добродушно улыбнувшись, сказал Друков. – За то, что вы для меня сделали, Римма Афанасьевна, я готов вас… тебя обожать практически каждый день.

– Ловлю тебя на слове и, непременно, скоро возьму отпуск и обязательно приеду к тебе в гости, в твои пенаты, Дениска.